О положении вещей. Малая философия дизайна

Двери – это дыры в стене, предназначенные для входа и выхода. Через дверь выходят, чтобы познать мир, и теряются в нем – и возвращаются под кров, чтобы вновь обрести себя, утрачивая при этом тот мир, что стремились завоевать. Это хождение туда-сюда через дверь Гегель называет «несчастным сознанием». Кроме того, может так случиться, что по возвращении дверь окажется закрытой. В кармане, конечно, есть связка ключей (умение вскрыть секретный код), но код за время отсутствия мог быть перекодирован. Подобные скрытые уловки весьма характерны для родного крова и родимого края. В таком случае есть шанс остаться без крова, под дождем, капающим с кровли. Двери – инструменты, не обещающие особенной надежности и редко способные осчастливить.

Не в пользу дверей и окон говорит и следующее: находясь снаружи, можно заглянуть или забраться в окно, а через дверь социум может ворваться в личное пространство. И всё же окна можно защитить от шпионов и воров с помощью штор, а дверь предохранить от проникновения полиции, соорудив подвесной мост. Но в таком случае придется замкнуться в четырех стенах и жить в тесноте и страхе. Подобной архитектуре не стоит рассчитывать на блестящее будущее.

В настоящее время крыша, стены, окна и двери больше не выполняют своих непосредственных функций, и это объясняет то, почему мы начинаем чувствовать, будто нас лишили крова. При том что мы не очень-то способны вернуться к проживанию в пещерах и палатках (несмотря на то что некоторые пытаются), нам приходится худо-бедно, но придумывать дома нового типа.

В действительности мы уже к этому приступили. Нерушимую целостность дома – кровли, стен, дверей и окон – можно встретить разве что в сказке. На самом же деле он изрешечен материальными и нематериальными каналами, аки швейцарский сыр: на крыше – антенна, из стены тянется телефонный кабель, окно заменил телевизор, а дверь – гараж с припаркованной в нем машиной. И целостный образ дома разрушился, а сквозь трещины в стенах сквозит ветер коммуникаций. Он держится кое-как, ему необходимы новая архитектура и новый дизайн.

Дизайнеры и архитекторы должны мыслить уже не географически, а топологически. Дом должен пониматься уже не как искусственная пещера, а как искривление поля межличностных отношений. Такое переосмысление дается нам нелегко. Переосмыслить географию планеты из плоскостной в шарообразную уже было большим достижением. Однако топологическое мышление облегчают синтетические образы, заключенные в математических уравнениях. В них Земля рассматривается уже не как географическая точка в пределах Солнечной системы, но как искривление гравитационного поля Солнца. Именно так должен выглядеть и дом нового типа: как искривление межличностного пространства, «притягивающее» человеческие отношения. Привлекательность подобного дома была бы в том, что он мог бы накапливать эти отношения, преобразовывать их в информацию, сохранять ее и передавать. Это был бы созидательный дом, служащий узлом в сети межчеловеческих отношений.

Подобного рода обтянутая кабелями постройка – дело опасное. Кабели вместо того, чтобы образовывать сети, могут сплетаться в клубки, оказаться не диалогичной, а фашистской природы – как телевизоры, не как телефоны. При столь прискорбном развитии событий дом мог бы стать оплотом невероятного тоталитаризма. Архитекторы и дизайнеры должны создать такую кабельную сеть, которая была бы обратимой. Это техническая задача, однако оформителям она вполне по силам.

Тем не менее подобное жилищное строительство произвело бы техническую революцию, намного превосходящую существующие рамки компетенции архитектуры и дизайна. (Как, впрочем, в случае любой технической революции.) Подобная архитектура, избавленная от кровли и стен, открытая миру, т. е. состоящая лишь из обратимых окон и дверей, изменила бы бытие. Людям негде было бы больше схорониться, залечь на дно, обрести опору. Им ничего не оставалось бы, кроме как протянуть друг другу руки. Они перестали бы быть субъектами, над ними больше не было бы господина, от которого следовало бы прятаться, но и у которого можно было бы искать убежища. (Шиллер ошибается, говоря о Божестве, что «в небесах Его селенья» [21].) Не было бы больше угрожающей им природы, над которой они стремились бы восторжествовать. Взамен эти открытые друг другу дома могли бы произвести доселе невообразимое множество проектов: такие дома были бы включенными в сеть проекторами коллективных альтернативных миров, доступных всему человечеству.