О праве войны и мира

И сходно с этим следующее место у Аристотеля в книге об ораторском искусстве (кн. I): «Справедливость повелевает нам, чтобы мы не уравнивали ни преступление и ошибку, ни вину и несчастный случай. Под несчастным же случаем разумеется то, что не может быть ни предвидено, ни совершено со злым умыслом. Вина имеется тогда, когда что-нибудь можно было предвидеть, но тем не менее совершается без злого умысла. Преступление есть то, что совершается и заведомо, и со злым умыслом». Древние различают эти три обстоятельства, примером чего служит стих Гомера в последней песне «Илиады» об Ахилле, который действовал:

Ни по неведению, ни по небрежности, ни злоумышленно.

6. То же деление имеется у Марциана: «Преступление совершается или преднамеренно, или в состоянии возбуждения, или случайно. Намеренно преступны разбойники, образовавшие шайку; в состоянии возбуждения бросаются в рукопашную или вооруженную схватку те, кто действует под влиянием опьянения; случайность же бывает тогда, когда на охоте стрела, брошенная в зверя, убьет человека» (L. perspiciendum. D. de poenis).

Цицерон следующим образом различает два вида правонарушений, совершаемых по заранее обдуманному намерению и вследствие возбуждения: «Нужно весьма тщательно различать во всякого рода преступлениях, совершают ли их в состоянии помрачения разума, которое чаще всего длится недолго и преходяще, или же преднамеренно и обдуманно заранее[1382]. Ибо легче те преступления, которые совершаются по внезапному побуждению, нежели те, которые заранее обдуманы и подготовлены» («Об обязанностях», кн. I). Филон в толковании на «Особые законы»[1383] говорит так: «Тяжесть преступления уменьшается вполовину, если ему не предшествует продолжительное предварительное обдумывание».

7. Таковы, главным образом, деяния, неизбежность которых если и не оправдывает их, то, по крайней мере, извиняет[1384]. Демосфен в речи «Против Аристократа» утверждает: «Сила необходимости отнимает способность суждения о том, что можно и чего нельзя делать, вот почему справедливым судьям не следует строго осуждать такого рода проступки». В этом смысле даже еще пространнее сказано тем же Демосфеном о лжесвидетельстве в речи «Против Стефана». Фукидид в книге четвертой пишет: «Бог, конечно, окажет снисхождение[1385] к деянию, вызванному неизбежной военной необходимостью, и для непреднамеренных правонарушений имеются убежища у алтарей, преступными же признаются лишь совершающие зло в силу их свободной воли, а не те, кого к дерзновению побуждают неблагоприятные обстоятельства».

Жители г. Цере у Тита Ливия обращаются к римлянам с просьбой «не считать преднамеренным то, что должно назвать следствием необходимости» (кн. VII). Юстин пишет: «Поступок фокейцев, хотя и вызывает отвращение у всех как святотатство, тем не менее он рождает более ненависти против фивян, которыми первые были доведены до этой крайности нежели против самих фоиейцев» (кн. VIII). Так, по суждению Исократа, тот, кто грабит ради самосохранения, «прикрывает свое преступление видимостью необходимости». Аристид во второй речи «О Левктрах» говорит: «Затруднительные обстоятельства создают некоторого рода извинение уклоняющимся от справедливости».

О мессенянах по поводу обвинения их в том, что они не дали убежища изгнанникам из Афин, так сказано у Филострата: «Все их оправдание состоит в ходатайстве о прощении, причем в извинение своего поступка они ссылались на поведение Александра и на страх перед ним, который, как и они, испытывала вся остальная Греция». Таков тот человек, о котором говорится у Аристотеля: «наполовину порочный, но не преступный, потому что не строит козни»[1386].

Подобного рода различия следующим образом применяет к нашему вопросу Фемистий в панегирике императору Валенту: «Вы провели различие между преступлением, ошибкой и несчастьем[1387]. И хотя вы и не усвоили слов Платона и не следуете Аристотелю, тем не менее на деле вы соблюдаете их правила[1388]. Ибо вы не считали заслуживающим равного наказания людей, которые с самого начала советовали начать войну, и людей, которые впоследствии были увлечены бурей войны или подпали под власть того, кто уже, по-видимому, достиг господства. Но вы осудили первых, подвергли порицанию вторых и были снисходительны к ним».

8. Фемистий в другом месте готов поучать юношу императора тому, «в чем состоит различие несчастия, ошибки и преступления и как должно царю одному оказать милосердие, другого исправить, третьего же, наконец, только и подвергнуть наказанию». Так, у Иосифа Флавия император Тит подвергает наказаниям одного лишь зачинщика преступления «на самом деле», его же последователей «на словах» подвергает простому порицанию («Иудейская война», кн. V).