2. И тем не менее большую часть войны с пиратами Кней Помпеи закончил соглашениями[1500]
, обещав им сохранить жизнь и обеспечив им место жительства, где они могли бы проживать, не прибегая к грабежу. И тираны иногда возвращали свободу, выговаривая самим себе безнаказанность. Цезарь в третьей книге «Гражданской войны» сообщает о соглашениях, заключенных римскими полководцами с разбойниками и дезертирами, обитавшими на Пиренейских горах. Кто же решится утверждать, что в силу подобного соглашения не возникает никакого обязательства? Хотя, по правде, на такого рода людей не распространяются узы того взаимного общения, которое ввело право народов в отношения воюющих сторон в войне торжественной и полной, но поскольку это все же люди, они состоят в естественном общении, как правильно сказал Порфирий в книге третьей «О воздержании от мяса животных». Отсюда вытекает, что договорные обещания должны соблюдаться. Так, Диодор упоминает о соблюдении Лукуллом верности по отношению к вождю беглых рабов Аполлонию. И Дион Кассий пишет, что Августом, не хотевшим нарушить данного слова, была уплачена разбойнику Крокате назначенная за его голову цена, когда тот сам явился (кн. LVI).1. Но посмотрим, нельзя ли привести что-либо более подходящее в пользу того, что было сказано Цицероном.
Прежде всего отметим то, что величайшие злодеи, не принадлежащие к какому-либо государству, могут быть наказаны кем бы то ни было по естественному праву, как нами выяснено в другом месте. А у лиц, которых можно наказать вплоть до лишения жизни, могут быть отняты и их имущества, и права, на что совершенно правильно указал тот же Цицерон: «Не противоречит природе лишить имущества того, кого дозволено умертвить» («Об обязанностях», кн. III). В числе же прав имеется и право, приобретенное в силу обещания; стало быть, оно может быть отнято в виде наказания.
Я отвечаю, что это было бы верно, если бы кто-либо имел дело с лицом не как с преступником; но если с ним вступили в соглашение как с таковым[1501]
, то, надо думать, безнаказанность уже включена в самое соглашение в отношении предмета, о котором идет речь. Ибо всегда, как мы сказали выше, следует применять такое толкование, которое исключает безрезультатность заключения сделки.2. Не без основания у Тита Ливия Набид на обвинение его Квинцием Фламинием в тираническом образе действий возражает: «На это название я могу ответить тем, что, каков бы я ни был, я ныне тот же, каков я был, когда ты сам, Тит Квинций, заключал со мной союзный договор». И далее: «Я совершал уже те действия, каковы бы они ни были, когда ты заключал со мной союзный договор». И еще: «Если бы я что-либо нарушил в этом союзном договоре, то я должен был бы дать объяснение в нарушении доверия; но поскольку вы сами нарушили его, то вам следует привести тому оправдания».
Сходное место имеется в речи Перикла, обращенной к его согражданам и приведенной у Фукидида: «Мы сохранили существование свободных союзных городов, поскольку таковыми они были во время заключения договора».
Затем может последовать возражение, приведенное нами в другом месте (кн. II, гл. XXI [кн. II, гл. XI, пар. 7]), а именно: если кто принудил кого-нибудь угрозой дать обещание, то обязан освободить давшего обещание, потому что он причинил ущерб несправедливостью, то есть действием, противным как природе человеческой свободы, так и природе сделки, которая должна была быть свободной.
Но хотя, как мы признаем, нечто подобное иногда встречается в переговорах, тем не менее это не относится ко всем обещаниям, данным разбойникам. Дабы тот, кому дано какое-либо обещание, был обязан освободить обещавшего, необходимо, чтобы он сам подал угрозой повод данному обещанию. Следовательно, если, например, кто-нибудь обещает дать выкуп, чтобы вырвать друга из оков, то тот будет связан своим обещанием, потому что не было совершено насилия над ним, добровольно согласившимся вступить в договор.