О психологии западных и восточных религий (сборник)

875 Мой собственный метод, подобно фрейдовскому, основывается на практике исповеди. Как и Фрейд, я уделяю особое внимание сновидениям, но в отношении бессознательного наши пути расходятся. Для Фрейда оно представляет собой какой-то придаток сознания, куда свалено все то, что несовместимо с сознанием индивидуума. Для меня же бессознательное есть коллективная психическая предрасположенность, творческая по своему характеру. Столь фундаментальное различие точек зрения ведет и к совершенно различной оценке символики и методов ее истолкования. Процедуры Фрейда в основном аналитические и редукционистские. Я дополняю их синтезом, который подчеркивает целесообразный характер бессознательных устремлений и развития личности. В этих исследованиях обнаружились важные параллели с йогой — в особенности с кундалини-йогой, а также с символикой тантрической, ламаистской йоги и параллели с китайской йогой даосов. Эти формы йоги с их богатой символикой предоставляют бесценный сравнительный материал при истолковании бессознательного. Впрочем, я стараюсь не применять методы йоги, поскольку у нас на Западе ничто не должно насильно навязываться бессознательному. Нашему сознанию присущи насыщенность и узость действия, а потому нет нужды еще более их усиливать. Напротив, требуется помогать бессознательному проникать в сознание, освобождаться от жестких рамок последнего. Потому я использую метод активного воображения, заключающийся в особого рода тренировке способности переключать сознание (хотя бы относительно), что открывает перед бессознательным возможность свободного развития.

876 Мое столь критичное неприятие йоги вовсе не означает, что я не вижу в ней в этом достижении восточного духа одно из величайших изобретений человеческого ума. Надеюсь, я достаточно ясно дал понять, что моя критика направлена лишь против применения йоги западными народами. Духовное развитие Запада шло совсем иными путями, чем на Востоке, а потому обеспечило, пожалуй, самые неблагоприятные условия для применения йоги. Западная цивилизация едва достигла возраста одного тысячелетия и должна прежде избавиться от своей варварской односторонности. Это означает в первую очередь более глубокое постижение человеческой природы. Посредством подавления и принуждения бессознательного никакого прозрения не добьешься, что уж говорить об имитации методов, взращенных совсем иными психологическими условиями. Со временем Запад наверняка создаст собственную йогу, которая будет опираться на фундамент, заложенный христианством.

XIII Предисловие к работе Д. Судзуки «Введение в дзен-буддизм» [833]

Кто Время и Вечность
В себе совместил,
От всякого горя
Себя оградил[834].

Якоб Беме (1575–1624)

877 Работы Дайсэцу Тейтаро Судзуки о дзен-буддизме представляют собой важнейший вклад последних десятилетий в познание живого буддизма, а сам дзен-буддизм является наиболее значимым плодом, произросшим на древе, корнями которого служат тексты Палийского канона[835]. Нужно искренне и со всей признательностью поблагодарить автора, во-первых, за то, что он приблизил дзен-буддизм к западному человеку, а во-вторых, за то, как он справился с этой задачей. Восточные религиозные понятия, как правило, настолько сильно отличаются от наших западных, что даже простой перевод нередко доставляет величайшие затруднения, что уж говорить о значении употребляемых терминов, которые в определенных обстоятельствах лучше вовсе не переводить. Показательный пример — китайское «дао», к точной передаче смысла которого европейские переводы пока не приблизились. Оригинальные буддийские сочинения содержат взгляды и идеи, более или менее неприемлемые для большинства европейцев. Скажем, не готов указать, какого рода умственные (или, возможно, климатические?) основы или подготовка необходимы, прежде чем возникнет сколько-нибудь ясное представление о том, что подразумевается под прабуддийской «каммой»[836]. Насколько нам вообще известна природа дзен-буддизма, здесь мы тоже сталкиваемся с основополагающим понятием поистине грандиозной значимости. Это диковинное понятие обозначается как «сатори», данное слово условно можно перевести как «просветление». «Во всяком случае, не может быть дзена без сатори, которое поистине является альфой и омегой дзен-буддизма»[837], — говорит Судзуки. Западному уму не будет слишком трудно понять, что именно мистик понимает под «просветлением», что называется таковым на религиозном языке. Зато сатори обозначает особый вид и способ просветления, который европейцу постичь практически невозможно. Для наглядности отсылаю читателя к рассуждениям о просветлении Хякудзе (Бай-чжана, 724–814) и конфуцианского поэта и государственного деятеля Кодзанкоку (Хуан Сань-гу) в описании Судзуки.