О психологии западных и восточных религий (сборник)

882 Когда христианин зрит видения Святой Троицы, Богоматери, Распятого или своего святого покровителя — после долгой духовной подготовки, — то складывается впечатление, что все происходит более или менее так, как должно было происходить. Вполне понятно, каким образом Якоб Беме сумел заглянуть в centrum naturae (естественное средоточие) посредством солнечного луча, что отразился от оловянного блюда. Труднее принять видение Майстера Экхарта — этого «маленького нагого мальчика», не говоря уже о сведенборговском «мужчине в лиловом сюртуке», желавшем отговорить провидца от обжорства (в нем, вопреки обстоятельствам — или, возможно, благодаря им — Сведенборг распознал Всевышнего)[844]. Такое непросто воспринять, ибо все это близко гротеску, а вот множество историй дзен-буддизма не только граничит с гротеском, но в него вовлекается, а потому представляется полной чепухой.

883 Всякий, кто, исполнившись любви и чувства сопричастия, посвятил себя изучению яркого восточного склада ума, согласится, что многие загадочные особенности, способные повергнуть наивного европейца в недоумение, в ходе изучения попросту исчезают. Дзен по праву считается одним из прекраснейших цветков китайского духа[845]; а этот дух оплодотворен необъятной буддийской мыслью. Человек, всерьез пытавшийся понять буддийское учение, пусть даже в той мере, какая предусматривает отказ от ряда западных предрассудков, начинает подозревать коварную пучину под причудливой поверхностью индивидуального опыта сатори — или обнаруживает настораживающие затруднения, которые религия и философия Запада до сих пор благополучно не замечала. Философа заботит в первую очередь такое понимание, которое не имеет ничего общего с повседневной жизнью. А христианину не пристало снисходить до язычников («Хвала Господу, я не такой, как другие»). В этих западных пределах нет места сатори, оно остается сугубо восточным событием. Но так ли это на самом деле? Мы действительно лишены сатори?

884 При внимательном чтении дзенских текстов невольно создается впечатление, что сатори, каким бы странным оно ни казалось, на самом деле предстает естественным явлением, чем-то чрезвычайно простым[846], того рода, когда за деревьями не видно леса; а все попытки объяснить неизменно ставят в тупик и приводят в полнейшее замешательство. Нукария прав, утверждая, что любые старания объяснить или проанализировать содержание дзен-буддизма (то же просветление) бесполезны. Тем не менее он осмеливается утверждать, что просветление «предполагает понимание своей природы» и что это «освобождение ума от иллюзии, связанной с собой»[847]. Иллюзия относительно природы «Я» часто ведет к смешению самости с «Я». Нукария понимает под «самостью» Всебудду, полную осознанность жизни. Он цитирует Пань-шаня, который говорит: «Луна ума заключает всю вселенную в своем свете» и добавляет: «Это космическая жизнь и космический дух и в то же время это индивидуальная жизнь и индивидуальный дух»[848].

885 Как ни определяй себя кто-либо, это определение всегда будет отличаться от «Я», а поскольку более ясное постижение «Я» ведет к самости, самость является более всеобъемлющим понятием, включает в себя опыт «Я» и, следовательно, его превосходит. «Я» есть конкретное переживание меня самого, а самость — это переживание моего «Я». Причем переживается оно уже не в форме более объемлющего или возвышенного «Я», а в форме «не-Я».

886 Подобные мысли не были чужды анонимному автору «Немецкой теологии»[849]:

В любом творении должно быть познано Совершенное, в нем тварная природа, тварное состояние, личное, свое и тому подобное должны быть отброшены и устранены… Ныне, когда я присваиваю себе что-нибудь благое, как если бы я совершал, творил, знал или мог совершить что-либо благое, или как если бы оно было моим от роду, то все это по слепоте и глупости моей. Будь во мне сокрыта подлинная истина, я понял бы, что вовсе не благ и что благо не мое и не во мне. Тогда человек восклицает: «Вот! Сирый, я думал, что мое сие, но узрел, что сие Господь!»[850]

887 Это многое говорит нам о «содержании просветления». Ощущение сатори толкуется и формулируется как прорыв сознания, ограниченного формой «Я», в самость, лишенную «Я». Этот взгляд согласуется не только с сущностью дзен, но и с мистицизмом Майстера Экхарта: