О Пушкине, o Пастернаке

Характерно, что подобные обращения к Богу встречаются у Пастернака в неотделанных политических стихотворениях начала 1918 года «Мутится мозг. Вот так? В палате?..» и «Боже, Ты создал быстрой касатку…» — непосредственных откликах на зверское убийство в больнице кадетов А. И. Шингарева и Ф. Ф. Кокошкина, совершенное так называемыми революционными матросами, и на расстрел большевиками десяти заложников[538]. В первом из этих стихотворений поэт спрашивает Бога, ответственен ли Он за появление на свет не только жертв, но и выродков-убийц («Один ли Ты, с одною страстью, / Бессмертный, крепкий дух, / Надмирный, принимал участье / В творенье двух и двух?» [II: 223]; во втором — ужасается тому, что Бог оставил Россию:

Боже, Ты создал быстрой касатку,
      Жжется зарей, щебечет, летит,
Низясь, зачем Ты вдунул десятку
      Приговоренных Свой аппетит?
<…>
Где Ты? На чьи небеса перешел Ты?
      Здесь, над русскими, здесь Тебя нет.

[II: 225]

По аналогии можно с уверенностью предположить, что «Клеветникам» (или, по крайней мере, его последняя строфа) было написано в последние месяцы 1917 года, когда события приняли кровавый оборот и революция выродилась в смуту или бунт, выплеснувший, как сказано у Пастернака, «людскую кровь, мозги и пьяный флотский блев» [II: 225][539]. Именно этим, по-видимому, и объясняется аллюзия на Дункана — или, метонимически, на «Макбета», в котором, думаю, следует видеть главный подтекст стихотворения, организующий, говоря словами О. Ронена, все его частности в единый «общий смысл».

Означает ли это, что гипотезу о «Детях капитана Гранта» следует полностью отбросить? Отнюдь не обязательно, потому что аллюзии у Пастернака очень часто имеют полиреферентный характер и, отсылая к «Макбету», он вполне мог учитывать роман Жюля Верна как побочную или дополнительную ассоциацию. Прочитанная им в конце 1916 года книга Суинберна открывалась развернутым на много страниц сравнением Шекспира с океаном, а всех его исследователей и истолкователей — с мореплавателями, которые бороздят этот глубочайший океан на самых разных кораблях, от утлых рыболовецких суденышек до роскошных галер, и, лишенные точных карт и навигационных инструментов, вынуждены полагаться на собственные догадки (conjectures), чтобы не потерпеть крушение[540]. Не исключено, что Пастернак помнил это сравнение, когда думал о «Макбете», и если, вслед за Суинберном, он хотел сравнить себя, как читателя и истолкователя Шекспира, с каким-либо кораблем, то лучшего аналога, чем быстроходная паровая яхта «Дункан», счастливо избежавшая всех опасностей, ему было не найти.

АЛЛЮЗИИ В ЦИКЛЕ ПАСТЕРНАКА «РАЗРЫВ»

В словаре Мейера Ховарда Абрамса «Glossary of Literary Terms» дано следующее определение аллюзии:

Allusion is a passing reference, without explicit identification, to a literary or historical person, place, or event, or to another literary work or passage. <…> Since allusions are not explicitly identified, they imply a fund of knowledge that is shared by an author and the audience for whom the author writes. Most literary allusions are intended to be recognized by the generally educated readers of the author’s time, but some are aimed at a special coterie. <…> Some modern authors, including Joyce, Pound, and Eliot, include allusions that are very specialized, or else drawn from the author’s private reading and experience, in the awareness that few if any readers will recognize them prior to the detective work of scholarly annotators[541].