О Пушкине, o Пастернаке

По странному совпадению, лучшей исполнительницей роли Изоры в «Синей бороде» Вальберха на протяжении многих лет считалась мать А. М. Каратыгиной, знаменитая балерина Евгения Ивановна Колосова (восторженные отзывы о ее Изоре см.: ВЕ. 1811. Ч. 55. № 3. С. 220–222; Вальберх 1948: 121; Глушковский 1940: 186–187). Пушкин в молодости хорошо знал обеих Колосовых, писал о них в «Моих замечаниях об русском театре» (1819; см. Пушкин 1937–1959: XI, 9–13), но затем его отношения с «Колосовой-меньшой» осложнились из‐за взаимных обид и тесной дружбы четы Каратыгиных с Катениным — их театральным учителем, конфидентом и корреспондентом, чьим нелицеприятным оценкам творчества и характера Пушкина они безоговорочно доверяли (см. Оксман 1930). В. Э. Вацуро назвал резко критические отзывы Каратыгина о творчестве Пушкина «эхом Катенина» (Пушкин в воспоминаниях 1998: I, 476), который, как говорилось выше, не принимал пушкинскую драматургию, в том числе и МиС.

Согласно гипотезе Тынянова, негативная реакция Катенина на МиС объясняется психологически: в конфликте Сальери и Моцарта он заподозрил отражение его собственного конфликта с Пушкиным (Тынянов 1969: 84–85; см. также в преамбуле к коммент.). В этой связи уместно предположить, что само имя Изоры, вымышленной подруги завистника-отравителя, могло навести мнительного Катенина на подобную мысль. Из его переписки с А. М. Колосовой-Каратыгиной мы знаем, что балет «Рауль Синяя борода» был ему отлично известен: так, 18 января 1823 года Катенин удивляется, «отчего было мало зрителей на бенефисе» сорокатрехлетней Е. И. Колосовой, в очередной раз танцевавшей Изору (Катенин 1893: 182); 6 сентября 1826 года, говоря о предстоящем бенефисе Колосовой-младшей в Москве, пишет: «Базиль говорил мне, что ваша maman явится в нем в роли Изоры в „Рауле-Синяя борода“. Желаю ей присоединить новый листок к ее венку» (Там же: 211). Наверняка Катенин был хорошо осведомлен и о громком успехе в драматической «Изоре» своей любимицы. Поэтому нельзя исключить, что, заметив в МиС знакомое театрально-литературное имя, он принял его за ядовитый намек на двух Изор, с которыми его издавна связывала тесная дружба.

Быть может, новый Гайден сотворит / Великое… ~ и новый Гайден / Меня восторгом дивно упоил! — Как заметил П. М. Бицилли, с исторической точки зрения Пушкин допустил ошибку: Сальери считает, что Моцарт пришел на смену Иосифу Гайдну (1732–1809), великому гению прошлого, тогда как деятельность обоих композиторов протекала одновременно, а самые знаменитые свои сочинения Гайдн создал уже после смерти Моцарта (Бицилли 1928: 20; ср. также: Кац 1995–1996: 430, примеч. 3; Кац 2008: 74, примеч. 70). Ранние биографы Моцарта подчеркивали, что он с огромным пиететом относился к Гайдну и его творчеству, а Гайдн, в свою очередь, говорил о Моцарте с неизменным восхищением (см., например: Cramer 1801: 13–16; Winckler 1801: 6–57; Stendhal 1970: 293–294). Ср. один из анекдотов Рохлица/Крамера о Моцарте в пересказе Карамзина: