Но Пушкин, называя своё послание одною шуткою, моими стихами огорчается более, нежели сколько я мог предполагать. Он даже даёт мне чувствовать, что следствием напечатания оных будет непримиримая вражда. Надеясь, что он имеет ко мне довольно почтения, чтобы не предполагать во мне боязни, дорожу его дружбою и прилагаемым при сём к нему письмом (которое, по незнанию адреса, имею честь вас просить доставить) отдаю на его полную волю, при некотором условии, не читать мои стансы и не печатать, предоставляя себе в последнем случае отыграться в другом месте, другим образом.
Я счёл неизлишним вас об этом уведомить, полагая, что вам самим неприятна такая односторонность цензуры. Москва, Апреля 7-го 1828 г.»
Вот повод к одному из нижеследующих писем Пушкина[515]
. Первые два писаны ещё раньше. Все три, равно как и стихи Великопольского и его письмо к Булгарину, печатаются с подлинников, отысканных в бумагах Великопольского и переданных нам внуком его г. Чаплиным.И. Е. Великопольский († 7 февраля 1868 года, 72 лет) только «хлебнул Кастальских вод бокал» и затем перестал заниматься словесностью. Женат он был на дочери славного медика-масона М. Я. Мудрова. Нам случалось встречать его около 1856 года в Москве у С. Т. Аксакова и М. П. Погодина. В то время занят он был обширным предприятием по новому способу обработки льна в своём Старицком имении. Человек он был, что называется, затейный, но терпел неудачи в своих начинаниях.
Примечания
Впервые опубликовано в «РА». 1884. № 1. С. 465—469.
И. Е. Великопольскому и его связям с Пушкиным посвящён монографический очерк Б. Л. Модзалевского «И. Е. Великопольский (1797—1868)» (Спб., 1902).
Послесловие к публикации «Письмо И. Н. Инзова к К. Я. Булгакову»
Екатеринослав, в июне 1820 г. (Доставлено H. С. Киселёвым, который случайно нашёл это письмо при разборе старых бумаг.)
Письмо это вдвойне замечательно: во-первых, как современное свидетельство о Пушкине, и притом свидетельство человека, к которому молодой человек был отправлен под надзор; во-вторых, как характеристика добродушного и честного генерала Инзова. Рассказывают, что когда Карамзину удалось смягчить наказание, навлечённое на себя Пушкиным, и шла речь о том, что с ним сделать, Государь Александр Павлович сам придумал перевести поэта на службу в Екатеринослав к Инзову, которого прямой характер, просвещённый ум и мистическое направление мыслей были известны императору[516]
. К. Я. Булгаков (1782—1835) служил тогда петербургским почтдиректором под начальством князя А. Н. Голицына, и это несколько сближало его с мистиками; он, конечно, знал Пушкина лично, а тысячу рублей переслал ему, может быть, по поручению Сергея Львовича, или ещё вероятнее, заимообразно от кого-нибудь из богатых друзей (Н. В. Всеволожского?). Возможно также, что это была плата за будущее собрание стихотворений, которые Пушкин довольно рано запродал в Петербурге[517]. Подробности читатели найдут в нашей книжке: Пушкин в Южной России. М., 1862, стр. 17—19, 40—42 и 103. Инзов поручает Булгакову оправдать его за то, что он отпустил поэта на Кавказские воды, перед гр. Каподистрией: это потому, что называемые колонисты Южного края, коими Инзов заведовал в Екатеринославе, считались в ведомстве министерства иностранных дел, т. е. под начальством гр. Каподистрии. Любопытно заметить, что через год, с конгресса в Лайбахе, гр. Каподистрия нашёл нужным осведомиться у Инзова о Пушкине. (Письмо это от 14 апр. 1821 г. напечатано во 2-й книге Чтений общ. и др.[518] 1862 г., стр. 245.) Исполнил ли он в этом случае приказание Государя, которому Пушкин был лично известен ещё по лицейской скамейке или, будучи другом Карамзина, гр. Каподистрия по собственному побуждению вспомнил о зарождавшейся славе русского имени в русской словесности.Примечания
«РА». 1863. № 12. Стб. 902—903.
Послесловие к публикации «Два письма Пушкина к гр. А. X. Бенкендорфу»[519]
Оба эти письма относятся к неопределённому и тяжёлому периоду в жизни Пушкина, когда ему приходилось раскаиваться в так называемых заблуждениях молодости, когда ему горько напоминала о себе ежедневная жизнь с её чёрствою, неумолимою действительностью[520]
. Он два раза предлагал свою руку и ему отказывали степенные родители, напуганные россказнями о его прежней жизни[521]. Вдобавок, по возвращении из своего вторичного кавказского путешествия, предпринятого единственно для рассеяния мрачных мыслей, он узнал, что Государь Николай Павлович, к которому он питал искреннюю благодарность и преданность, недоволен его поведением[522].