О Пушкине: Страницы жизни поэта. Воспоминания современников

В сентябре 1852 г. я пробыл 11 суток в Москве и два раза навещал Нащокина. Как ни жалуется он на ослабление памяти, на трудность припоминать и обращаться к драгоценным связям своим с Пушкиным — что всегда <по словам> его <вредно для его здо> расстроивает, однако и этот раз кое-что удалось узнать. Нащокин повторяет, что покойник был не только образованнейший, но и начитанный человек. Так, он очень хорошо помнит, как он почти постоянно держал при себе в карманах одну или две книги, и в свободное время, затихнет ли разговор, разойдётся ли общество, после обеда — принимался за чтение. Читая Шекспира, он пленился его драмой: Мера за меру, хотел сперва перевести её, но оставил это намерение, не надеясь, чтобы наши актёры, которыми он не был вообще доволен, умели разыграть её. Вместо перевода, подобно своему Фаусту, он передал Шекспирово создание в своём Анджело. Он именно говорил Нащокину: «Наши критики не обратили внимания на эту пиесу и думают, что это одно из слабых моих сочинений, тогда как ничего лучше я не написал»[810].

Стихи к пастырю церкви действительно написаны были к Филарету[811]. Нащокин полагал, не к Державину ли, обер-священнику, с которым, он помнит, Пушкин был в каких-то сношениях; но в 1831 году Державина уже не было в живых. Шевырёв разрешил моё недоумение. Он спрашивал о том у самого высокопреосвященного, который подтвердил дело и ласково улыбнулся, когда Шевырёв ему стал говорить о том.

Поэта Державина Пушкин не любил, как человека, точно так, как он не уважал нравственных достоинств в Крылове. Пушкин рассказывал, что знаменитый лирик в Пугачёвщину сподличал, струсил, и предал на жертву одного коменданта крепости, изображённого в Капитанской Дочке под именем Миронова. Разумеется, он ставил высоко талант Державина и, как помнит Павел Войнович, восхищался особенно его «Вельможею»[812].

Нащокин беспрестанно повторяет, что на Пушкина много сочиняют и про него выдумывают. Так, анекдот о 1-м Апреле, рассказанный у Горчакова, сущая выдумка[813]⁷⁰. Нащокину раз предлагали нарисовать в альбом; он поручил это сделать своему знакомому и, чтобы не присвоить себе чужого дела, подписался: «П. Нащокин. 1 Апреля»

Горчаков слышал о том от него самого и по забывчивости или иначе как-нибудь приписал это Пушкину.

Ответ Филарета был напечатан в Звёздочке (1848, старш. возраста, № 10), разумеется, без обозначения автора:

Не напрасно, не случайно
Жизнь от бога мне дана.
Не без воли бога тайной
И на казнь осуждена.
Сам я своенравной властью
Зло из тёмных бездн воззвал,
Душу сам наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал.
Вспомнись мне забытый мною,
Просияй сквозь мрачных дум,
И созиждется тобою
Сердце чисто, правый ум!

8 Марта 1853 г.

<В Апреле> Весною 1836 г. Пушкин приехал в Москву из деревни. Нащокина не было дома. Дорогого гостя приняла жена его. Рассказывая ей о недавней потере своей, Пушкин, между прочим, сказал, что когда рыли могилу для его матери в Святогорском монастыре, он смотрел на работу могильщиков и, любуясь песчаным, сухим грунтом, вспомнил о Войныче (так он звал его иногда): «Если он умрёт, непременно его надо похоронить тут; земля прекрасная, ни червей, ни сырости, ни глины, как покойно ему будет здесь лежать».— Жена Нащокина очень опечалилась этим рассказом, так что сам Пушкин встревожился и всячески старался её успокоить, подавал воды и пр.[814]⁷¹

Пушкин несколько раз приглашал Нащокина к себе в Михайловское и имел твёрдое намерение совсем его туда переманить и зажить с ним вместе и оседло.

Жжонку называл Бенкендорфом, потому что она, подобно ему, имеет полицейское, усмиряющее и приводящее всё в порядок влияние на желудок.

Примечания

См. примеч. к публикациям писем Пушкина к Нащокину и Нащокина к Пушкину на с. 275—279, 312 наст. изд.

Тексты примечаний к настоящей записи Бартенева принадлежат частично самому Бартеневу, частично С. А. Соболевскому и М. Н. Лонгинову, которых Бартенев знакомил с воспоминаниями Нащокина. 

Рассказы разных лиц М<осква>. 1853. 30 Окт.