Еще два слова. Вы говорите: «Улучшеніе быта женщины мало повліяетъ на зло ревности, ибо главною его частью является часть не экономическая, a зврская: наслажденіе ревности есть наслажденіе патологическое, какъ наслажденіе сченіемъ ребенка». Тутъ я сперва позволю себ заступиться за репутацію зврей: въ животномъ мір самки эксцессами ревности совсмъ не прославлены, – во-первыхъ; во-вторыхъ, ни одна собака, ни даже обезьяна, не говоря уже о коровахъ, кобылахъ и т. д., чадъ своихъ «для наслажденія» никогда не наказывали. Оставимъ людямъ ихъ «людства» благопріобртенныя: при чемъ звать людства зврствами? Затмъ – я опредленно говорилъ въ своей стать, что не пророчу полной смерти ревности, a предсказываю лишь общественное низведеніе ея на роль патологической аномаліи. Это самое нахожу я и въ вашемъ тезис, хотя вы мн имъ какъ будто возражаете. Наслажденіе сченіемъ ребенка, которое вы ставите въ примръ, – тмъ паче по половымъ побужденіямъ, – сравнительно такая рдкость въ области человческихъ страстей, что, если бы случаи ревности сползли на этотъ уровень, то европейское общество могло бы считать себя отъ нея освобожденнымъ. «Чудовище съ зелеными глазами – зло животное, одно изъ наслдій издыхающаго въ человк звря». A вы уврены, что вчный зврь этотъ издыхаетъ? Клянусь «Звремъ изъ Бездны», великій вы оптимистъ! Зло животное, a не экономическое. Да какое же зло не животное?! И почему животное противополагается экономическому? Всякое зло, истекающее изъ физіологическаго запроса, начивая съ обязанности сть и пить, есть животное зло, и всякое удовлетвореніе физическаго инстинкта есть экономическая потребность, разлагающаяся на начала спроса и предложенія и ихъ колебаніемъ свершающая свою культурную эволюцію. Вчная дрессировка «звря»; по предписаніямъ культурной эволюціи, управляемой экономическими запросами, и слагаетъ исторію нашей цивилизаціи. «Зврь» укрощается ростомъ общественнаго инстинкта и сознательнымъ отношеніемъ трудящихся массъ къ условіямъ своего быта, a совсмъ не аристократическимъ самосовершенствованіемъ и самовоспитаніемъ избранныхъ единицъ. Послднія – только симптомы и сигнальные огни массоваго процесса, который безсознательно кипитъ въ глубинахъ народовъ. И, какъ вы ни совершенствуйте и ни воспитывайте себя, a вкъ вашъ далеко отъ себя васъ не выпуститъ этически, хотя вы можете очень на много опередить его мыслью. Взять хоть бы и половой вопросъ: мы съ вами далеко не Платоны и не Сократы, однако – предстань предъ нами вжив сіи маститые мужи, со всею откровенностью страстишекъ своихъ, – намъ пришлось бы заявить имъ: «Господа! что вы!? Въ наши дни такія срамныя шутки показываютъ только въ захолустьяхъ Парижа и Неаполя, да и то подъ большимъ секретомъ отъ полиціи и за хорошія деньги!»
Нтъ ни малйшаго сомннія, что и въ русскомъ крпостномъ прав, и въ американскомъ рабовладльчеств, да и во всякой стран съ институтомъ невольничества очень значительное количество господъ были не людоды и не аспиды-василиски, a люди – какъ люди, многіе же и очень хорошіе природно люди при томъ въ высшей степени склонные къ самосовершенствованію и самовоспитанію и проявлявшіе, какъ умли и хотли, свои добрыя качества въ своемъ частномъ рабовладніи. Однако, сіи одинокія ласточки безсильны были сдлать освободительную весну, пока экономическій ростъ ихъ государствъ не подрывалъ въ принцип сперва систему, потомъ право рабовладнія. A тогда быстро гибло и самое рабовладніе, и дурные наросты, отъ его корня на общественный организмъ наслоенные. То же и съ вопросомъ полового раскрпощенія женщины. Экономическій ростъ общества настаиваетъ на его необходимости. A разъ оно совершится, частію погаснутъ, частію вылиняютъ пороки, изъ него истекавшіе, – въ томъ числ и половая ревность. Окутанная тысячами льстивыхъ предразсудковъ, она, съ красивою мрачностью, выстаиваетъ противъ доводовъ разсудка, одинъ на одинъ съ самыми дльными и благожелательными умами, потому что еще не сломано покуда основное право и условіе ревности: общественное мужевластіе, гражданская и экономическая приниженность «женскаго сословія». Со дня, когда право это рухнетъ, какъ рухнули рабскія цпи русскаго крестьянства и черной расы, ревность пойдетъ, конечно, на убыль, длаясь достояніемъ людей пережитка и нервно больныхъ… Здоровые же выучатся ея стыдиться и, даже подвергаясь ея набгамъ, справляться съ нею наедин, какъ съ своего рода нравственнымъ геморроемъ или другимъ недугомъ, не принятымъ къ огласк въ обществ.