О русском национальном сознании

Как уже сказано, в течение длительного времени (это началось задолго до 1917 года) и до сего дня русским людям внушают заведомо негативные представления о русской жизни. В высшей степени характерно, что в 1990-х годах в Москве вышло пять (!) различных изданий сочинения пресловутого француза де Кюстина, который в июле-сентябре 1839 года, то есть через два с половиной года после гибели Пушкина, проехался по России и в 1843 году опубликовал в Париже ставшую своего рода сенсацией книгу.

Его сочинение не так давно было глубоко и блистательно охарактеризовано в исследовании образованнейшего политолога Ксении Григорьевны Мяло «Хождение к варварам, или Вечное путешествие маркиза де Кюстина» (см. журнал «Россия XXI», 1994, № 3–5). Здесь показано, в частности, что на Западе книгу Кюстина «вспомнили» и стали переиздавать с 1946 года — то есть с начала так называемой холодной войны.

В 1951 году она была издана на английском языке по инициативе тогдашнего директора Центрального разведывательного управления США Беделла Смита, который в предисловии к ней писал о том, что ко времени появления книги «русские прозябали в отвратительном невежестве и социально-экономическом рабстве… Отсюда полная неусвоенность ими идеалов Запада». Беделл Смит отметил, правда, что позднее в России сформировались уже после «откровений» Кюстина — Пушкин, Гоголь и другие «просвещенные» люди, которые «отчасти познакомили русских с достижениями и духом западной цивилизации».

Американский «русовед», как видим, не ведал, что Пушкин погиб за шесть лет до появления кюстиновской книги, а Гоголь к этому моменту создал все свои великие творения, кроме (Выбранных мест из переписки с друзьями» (1847) — книги, в которой речь шла о ценностях русской духовности и культуры, не уступающих западным ценностям. Последняя книга Гоголя вызвала резкие, подчас прямо-таки бешеные нападки тогдашних и позднейших «либеральных» идеологов, и по сей день, как это ни дико и прискорбно, очень многие люди (большинство из них, между прочим, даже незнакомо с этой длительное время не переиздававшейся книгой) полагают, что «Выбранные места…» — выражение «упадка» в творчестве русского гения.

В этой книге Гоголь откликнулся и на изданное четырьмя годами ранее сочинение Кюстина — и откликнулся по-гоголевски благородно. Пространная, занявшая два тома кюстиновская «Россия в 1839 году» как бы не могла ограничиться только поношениями и проклятьями, иначе она была бы просто неправдоподобна. Кроме того, сама, так сказать, мощная стихия великой страны воздействовала на проехавшегося по России француза, и в некоторых местах его сочинения, словно преодолевая общую настроенность, проступают совсем иные впечатления. И Гоголь, говоря о сочинении Кюстина, сосредоточился именно на таких его деталях.

«Широкие черты человека величавого, — писал он в «Выбранных местах…», — носятся и слышатся по всей Русской земле так сильно, что даже чужеземцы, заглянувшие вовнутрь России, ими поражаются еще прежде, нежели успевают узнать нравы и обычаи земли нашей (Гоголь здесь имеет в виду, что Кюстин, столь недолго пробывший в России, «не успел» действительно «узнать» ее. — В. К.). Еще недавно один из них, издавший свои записки с тем именно, чтобы показать Европе с дурной стороны Россию (маркиз Кюстин), не мог скрыть изумления своего при виде простых обитателей деревенских изб наших. Как пораженный, останавливался он перед нашими маститыми беловласыми старцами, сидящими у порогов изб своих, которые казались ему величавыми патриархами древних библейских времен. Не один раз сознался он, что нигде в других землях Европы, где ни путешествовал он, не представлялся ему образ человека в таком величии, близком к патриархально-библейскому. И эту мысль повторил он несколько раз на страницах своей растворенной ненавистью к нам книги» (Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. Т. VIII. Л.: 1952. С. 405, стоит отметить, что эта книга Гоголя была опубликована в указанном издании впервые после 1917 года и, кстати сказать, через год после цитированного выше «приговора» России, вынесенного директором ЦРУ).

* * *

Вернемся теперь к дневнику Ивана Лапина. Основные записи в нем сделаны в 1817–1823 годах, то есть когда их автор был в восемнадцати-двадцатичетырех летнем возрасте (он ровесник самого Пушкина, родившийся 30 марта/10 апреля 1799 года; поэт явился на свет менее чем через два месяца — 26 мая/6 июня того же года). Кюстин был изумлен «величавым» обликом деревенских старцев, но вполне вероятно такое возражение; речь шла об уже, как говорится, отрешенных от жизни людях, которые, следовательно, не могут рассматриваться как «представители», как воплощения этой жизни; они словно бы пребывают на грани иного, Божьего, мира (между прочим, Иван Лапин — в записи 3 марта 1818 года — упоминает в своем дневнике виденного им такого «старца, поющего гимны Божеству»).