О русском национальном сознании

Космополит отрицает различия между национальностями… Цивилизованное человечество должно быть едино и иметь единую культуру. Нецивилизованные народы должны принять эту культуру, приобщиться к ней и, войдя в семью цивилизованных народов, идти с ними вместе по одному пути мирового прогресса. Цивилизация есть высшее благо, во имя которого надо жертвовать национальными особенностями.

В этой формулировке шовинизм и космополитизм, действительно, как будто резко отличаются друг от друга… Однако посмотрим, какое содержание вкладывают европейские космополиты в термины «цивилизация» и «цивилизованное человечество»? Под «цивилизацией» они разумеют ту культуру, которую в совместной работе выработали романские и германские народы Европы…

Таким образом, мы видим, — заключает Николай Трубецкой, — что та культура, которая, по мнению космополитов, должна господствовать в мире, упразднив все прочие культуры, есть культура такой же определенной этнографически-антропологической единицы, как и та единица, о господстве которой мечтает шовинист. Принципиальной разницы тут никакой нет. Разница лишь в том, что шовинист берет более тесную этническую группу, чем космополит… разница только в степени, а не в принципе…» (2).

И Николай Трубецкой так определял цель своей книги: «Понять, что ни «я», ни кто другой не есть пуп земли, что все народы и культуры равноценны, что высших и низших нет, — вот все, что требует моя книга».

Когда он это писал, безусловно господствовало представление, что основные страны Европы (Западной) представляют собой образцы высшей цивилизованности, по сравнению с которыми страны других континентов, замкнувшиеся-де в своей национальной ограниченности, являются более или менее «варварскими». Однако не прошло и двух десятилетий, как Германия с чудовищной очевидностью показала, что высокая цивилизация в самом деле может нести в себе предельно варварский шовинизм…

* * *

Но пойдем далее. Мысль Николая Трубецкого нельзя понять в рамках сопоставления собственно «национальной» и, с другой стороны, «общечеловеческой» культуры. Для этой мысли явно более существенно понятие европейской (точнее, западноевропейской) культуры, которую «в совместной работе выработали романские и германские народы» и, с другой стороны, культуры, выработанной — также совместно — народами Евразии — России.

Те, кто относится к истории России с заостренно «критической» точки зрения, без сомнения, заговорят о многочисленных межнациональных конфликтах в этой истории, о том, что Россия — «тюрьма народов» и т. п. При этом как-то странно забывают о жесточайшей межнациональной борьбе в истории Западной Европы, борьбе, итоги которой дают полное основание называть основные западноевропейские страны «кладбищами народов» (развернуто об этом говорится в моей изданной в 1997 году книге «История Руси и русского Слова. Современный взгляд»). Вместе с тем ясно, что эта многовековая борьба (включая и наше столетие) все же не «помешала» выработке, обладающей относительным единством романо-германской культуры Запада. Точно так же существует и относительно единая евразийская культура, размышляя о которой, Николай Трубецкой даже ставил вопрос об «общеевразийском национализме» (так и названа одна из его статей, опубликованная в 1927 году).

Утверждая, что под «космополитами», — то есть «гражданами мира», свободными-де от «национальной ограниченности», обрекающей на непреодолимый дефицит «цивилизованности», — имеют в виду именно и только людей, сформированных западноевропейской (романо-германской) культурой, Николай Трубецкой, конечно же, был совершенно прав. Ведь если в качестве «граждан мира» выступают японец, китаец, араб, индеец Америки и т. п., они уже не несут в себе ярко выраженных национальных и «континентальных» черт, их поведение, сознание и даже сам их облик предстают как бы отшлифованными именно на западноевропейский манер. Поэтому Николай Трубецкой имел все основания усматривать в космополитизме своего рода шовинизм основных народов Запада (более или менее бессознательно усваиваемый и людьми других национальностей и континентов).

С особенной остротой эта проблема встает в отношении русских людей, ибо их национальные черты, отграничивающие их от западноевропейских народов, не обладают такой определенностью, какая присуща национальным обликам людей Азии и других континентов, и при интенсивном усвоении романо-германской культуры «русскость» может вроде бы полностью стереться, исчезнуть, — к чему, собственно говоря, и стремились (и стремятся) так называемые «западники», громко заявившие о себе еще в 1840-х годах.