О русском национальном сознании

Еще в Х? веке, при Ярославе Мудром, Россия (тогда — «Русь») занимала пространство от Карпат до Урала, и уже в 1639 году, то есть более трех с половиной столетий назад, русские «землепроходцы», возглавляемые человеком с символическим именем Иван Москвитин, достигли берега Тихого океана точнее, принадлежащего к его бассейну Охотского моря (в 1647 году на его берегу появилось поселение, впоследствии ставшее городом Охотск).

В последнее время, когда стало чуть ли не модой всяческое «очернение» России, ее вековое движение к востоку толкуется нередко как безнравственный и жестокий «колониализм», порабощавший и даже чуть ли не уничтожавший множество народов. Конечно, в ходе освоения гигантского евразийского пространства имели место всякого рода прискорбные явления, ибо история (да и человеческая жизнь вообще) — это отнюдь не идиллия, а драма, в которой к тому же неизбежны и открыто трагедийные коллизии. И вызывает решительные возражения вовсе не сама по себе констатация тех или иных заведомо «негативных» фактов истории России, но постоянно предпринимаемые в наши дни попытки представить Россию беспрецедентной «империей зла» — как «заклеймил» ее один из президентов США, — противостоящей-де неким «добрым» государствам.

При этом ухитряются как-то «не замечать», что история создания тех же США, вне всякого сомнения, имела гораздо более жестокий и безнравственный характер, чем история создания России. Так, продвижение создателей этого государства от берегов Атлантического в направлении того же Тихого океана сопровождалось целенаправленным — и, между прочим, всячески воспеваемым уничтожением коренного, индейского, населения. А овладение основной частью Тихоокеанского побережья США было результатом трехлетней (1846–1848 годы) захватнической войны с суверенным государством — Мексикой. США отторгли от Мексики больше половины (к тому же наиболее ценной половины, включающей, в частности, нынешние штаты Калифорния и Техас) ее территории. И есть даже своего рода цинизм в том, что крупнейшие города Тихоокеанского побережья США — Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Сан-Диего, Сакраменто, Сан-Хосе — носят мексиканские (испаноязычные) имена, между тем как прежним хозяевам этого побережья мексиканцам не было предоставлено в США и тени автономии (хотя бы чисто «культурной»).

Речь идет отнюдь не о том, чтобы сопоставлением с США «обелить» Россию, но об объективном понимании ее истории в контексте мировой истории. Обращусь в связи с этим к сравнительно недавним событиям.

Как чудовищный и возможный-де только в нашей «проклятой» стране акт преподносят сегодня высылку в 1944 году в восточные районы нескольких народов за сотрудничество той или иной их части с германской армией. При этом опять-таки «не замечают», что ранее, после нападения Японии в декабре 1941 года на военно-морскую базу Пёрл-Харбор, все граждане США (страны, чье население образовалось из иммигрантов) японского происхождения — а их имелось около 100 тысяч человек — были без каких-либо разбирательств посажены до конца войны в концлагеря, — хотя они фактически никак не могли (в отличие от тех, кто подвергся ссылке в нашей стране) сотрудничать с атаковавшей американский флот Японией, поскольку Пёрл-Харбор отделен от берегов США почти четырьмя тысячами километров океана…

Снова подчеркну, что задача состоит не в «оправдании» жестоких акций, совершенных в нашей стране, но только в отвержении попыток представить ее неким уникальным средоточием зла.

Нельзя не сказать еще и о том, что становление России как государственности, включавшей в себя и восточную часть Европейского континента, и северную часть Азиатского, и постепенное продвижение этой государственности по всему громадному равнинному пространству от Карпат до Тихого океана было воплощением определенной исторической закономерности, проявлявшей себя в деятельности ряда предшествующих государственных (или хотя бы «протогосударственных») образований, — что осмыслено в работах евразийской школы (см., например, курсы истории Руси, созданные одним из виднейших евразийцев — Г. В. Вернадским, сыном знаменитого естествоиспытателя).

Именно «евразийский» характер был присущ возникавшим на территории будущей России «империям» гуннов (IV–V вв. нашей эры), аваров (VI–VII вв.), хазар (VIII-Х вв.) и, в особенности, позднейшей Монгольской империи (XIII–XV вв.). Словом, государственное единство Евразийского субконтинента имело глубочайшие исторические корни, и последовательное «расширение» Руси — России уместно понять поэтому не как волюнтаристскую экспансию, а как исполнение объективной «воли» самой истории.

Необходимо также учитывать, что именно евразийской империей была явившаяся для Руси еще в Х веке «образцом» Византия (см. об этом мою уже упомянутую книгу «История Руси и русского Слова»).

* * *