Читаем О секретаре и его начальнике (СИ) полностью

И они исправляют в присутствии Анны Марковны макет. Иван исправляет, а Толик следит за ним, чтобы снова не накосячил. И внутренне негодует: где его чертова начальника черти носят?!

Проходит час. Два. К концу третьего часа макет готов и недовольная владелица сети развивающих центров удаляется восвояси.

- Уф, - вздыхает Иван и вытирает рукавом пот со лба. – Я думал, скончаюсь прямо на месте…

Толик его не слушает. В его душе своя буря кипит – ему срочно нужен этот негодник, этот так называемый… начальник!

Он идет на пункт охраны и просит охранника, Владислава Семеновича, показать ему камеры. Вдруг там где-то Максим…

- Да здесь он, здесь, - Семеныч машет рукой на одну из картинок.

Конференц-зал. Максим Дмитриевич спит, сложив стулья рядком.

- Вот засранец! – шипит Толик. – Семеныч, у кого запасные ключи есть от конференц-зала?

- У уборщицы должны быть. Воспитывать будешь? – ухмыляется он.

Толик ничего не отвечает, он уже несется искать тетю Галу, которая убирает помещения. Забирает у нее ключи. Заходит в конференц-зал.

- А ну, вставай! – командует он, встав над Максимом.

Максим просыпается. Улыбается, глядя на Толика.

- Привет…

- Я тебе дам привет, - кричит Толик. – Вставай, кому говорю!

И тащит Максима к нему в кабинет. Минута – и дверь закрыта, Максим сидит на диване, а Толик нависает над ним с угрожающим видом.

- Ты. Меня. Достал.

Максим хлопает глазами.

- Я ничего не сделал! – оправдывается он.

- Вот именно! – истерит Толик. – Ты ничего никогда не делаешь! Почему я за тебя должен работать, вот скажи мне, а? У всех людей начальники как начальники, а у меня…

Максим вжимается в спинку дивана. Таким он своего секретаря еще не видел…

- Анатолий, - робко говорит он, желая привести его в чувство.

- Не анатолькай тут мне! Штаны снимай, живо!

Максим не шевелится. Тогда Толик сам берется за дело – одним махом Максим оказывается лежащим животом на его коленях, попой кверху. С попы сразу сдирают брюки и трусы до колен.

- Толик, не надо! – просит Максим. – Я больше так не буду!

- Конечно, не будешь, - отвечает Толик. – После сегодняшнего точно не будешь!

И он награждает начальника первым звонким шлепком. Ладонь у Толика большая и сильная. А задница Максима – белая, мягкая и нежная. На ней сразу появляется красный отпечаток, как клеймо.

Максим при каждом ударе стонет так тоненько, что Толик распаляется еще больше. После десятка ударов он останавливается перевести дыхание и вдруг слышит…

Максим плачет. Тихо так, еле слышно хнычет, вытирая слезы и сопли о брюки Толика.

- Макс, ты чего? – Толик совсем теряется. – Макс?

Ему в голову вдруг лезут воспоминания о бывшем Максима… который бил его. Он пугается так, что сердце чуть не останавливается.

- Макс, Макс, посмотри на меня! Макс, прости…

Максим тянется за объятием и вдруг начинает рыдать в голос, как маленький ребенок. Икает, плачет, захлебывается, а Толик только и способен, что гладить его по спине, прижимать к своему телу и шептать:

- Ну, хватит, хватит, что ты… я люблю тебя, не надо… не надо, милый, любимый, зайчик…

Максим постепенно затихает. Только шмыгает носом иногда. Толик чувствует, что сам готов заплакать.

- Все? – шепчет он в темноте кабинета. Они не включили свет…

Максим кивает. Пауза, натянувшаяся в этот момент, меняет атмосферу между ними. Толик чувствует возбуждение. Максим тянется за поцелуем. Они укладываются на диван, вновь исследуя руками и губами тела друг друга. Толик нежен, очень нежен, он сегодня не трахает Максима, он его любит.

- Вот так, - шепчет он на ухо Максиму, проталкивая пальцы в узкий, жаркий проход, и прикусывает аккуратную мочку его уха.

Максим стонет, подставляя все ухо под укусы и поцелуи, а задницу свою насаживает на пальцы глубже. Он стонет еще громче, когда эти пальцы сменяет крепкий член, с громким шлепком ударяющийся о ягодицы Максима.

Они занимаются любовью пылко, шепчут признания, сжимают руками друг друга, не хотят отпускать…

Потом лежат, прижавшись друг к другу на узком диване. Толик смотрит в потолок и говорит сытым, удовлетворенным тоном:

- Все, мне это надоело. Завтра переезжаю к тебе… Буду тебя перевоспитывать.

- Ну-ну, - отвечает Максим, улыбается в волосатую грудь Толика и прикусывает его сосок. – Попробуй…

Часть восьмая.

История пятнадцатая. Смена ролей

Первые недели совместной жизни Толик не дергался, не качал права и старался во всем угодить любовнику. Хм… сожителю. Нет… любимому. Да, это слово подходило, потому что от другого у него мурашки по телу бегали… но обо всем по порядку.

В общем, вещи он перевез, разложил в шкафу Максима под его насмешливым взглядом, а потом… а потом началась та самая совместная жизнь. Они притирались друг к другу. Готовил Толик (Максим не умел и заказывал еду в ресторанах. Кто сказал, что геи хорошо готовят?). Стиркой занимался тоже Толик (потому что Максим не знал, с какой стороны подходить к своей дорогущей шикарной стиральной машинке). И цветы поливал Толик. И продукты покупал Толик. И если что-то ломалось, то ремонтировал тоже Толик.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза