Читаем О секретаре и его начальнике (СИ) полностью

А еще было вот такое. Обычно уборкой в квартире занималась тетя Гала – по договоренности с Максимом по выходным дням. Однажды она не смогла приехать и Толик заявил:

- Ничего. Мы и сами справимся с уборкой, правда же?

Максим посмотрел на него удивленно при слове «уборка». Спустя пару минут протирания горизонтальных поверхностей влажной тряпкой, он вдруг согнулся пополам и заскулил.

- Что с тобой? – подскочил к нему испуганный Толик.

- В боку что-то колет… там, где порез был…

Толик забеспокоился еще больше – в боку у Максима остался шрам от ножа его бывшего. При виде щенячьего взгляда он совсем раскис и отправил Максима отдыхать – в спальню. Максим, конечно, воспользовался этим и с удовольствием валялся на постели, пока Толик мыл, чистил, драил и натирал. А потом с довольным выражением на лице вышел к ужину.

Тут-то Толик и осознал, что случилась смена ролей. Пусть в постели он сверху, в их совместной жизни Толик – жена.

Открытие ввергло его в уныние.

Зато на работе все наладилось. Теперь, когда Толик мог Максима Дмитриевича контролировать, он будил его рано и привозил на работу сам. Теперь он еще и личным шофером заделался.

Правда, толку от этого было мало, потому что Максим Дмитриевич, едва войдя в кабинет, укладывался дальше спать – на диване или прямо в кресле за рабочим столом, неважно. Толик только головой качал.

Зато помогло наладить рабочий процесс другое. Теперь Толик не позволял Максиму Дмитриевичу шастать по отделам. Как только тот высовывал нос из кабинета, Толик заталкивал его обратно и устраивал сеанс эротического расслабляющего массажа на диване под пристальным вниманием рыбок. Затем наведывался в отделы сам и под его строгим бдительным оком дизайнеры занимались дизайном, менеджеры – работой с клиентами, бухгалтеры – финансами, охранники – охраной, а уборщицы – уборкой. Красота!

Иногда Толик думал: и как это с таким руководством холдинг еще не разорился? Не иначе как ангелы-хранители у Максима без дела не сидят.

В общем, все налаживалось. Не устраивало Толика только одно – совместный быт, который начал его заедать, едва он освоился на новом месте.

- Макс, - начал он как-то вечером, когда они сели ужинать.

За окном уже была середина апреля.

- Ммм? – промычал Максим, с удовольствием поедая вкуснейший жирный борщ.

- Давай разделим обязанности по дому?

Максим поднял на него обиженный взгляд. Ну, вот зачем он так смотрит? У Толика сразу сердце колоть начинает. Засранец! Знает же и пользуется.

- Толик, - начинает Макс привычное нытье. – У меня сил нет… я так устаю на работе!

Толик чуть со стула не упал. Это он-то устает?

- Я тоже устаю! И мне надоело вечно готовить-убирать-стирать!

- Так не готовь, не стирай и не убирай! Кто тебя просит?

- И давай с голоду подохнем?

- Я же жил как-то раньше без тебя и твоих ужинов!

Толику стало обидно до слез, и он вышел на балкон холить и лелеять свою обиду. Простоял там несколько минут, замерз. Хотел вернуться, но гордость не позволяла. Когда на балкон вылез Максим, он отвернулся, но стало легче.

- Толик? Извини…

- Да ничего. Может, ты и прав… может, я зря к тебе переехал? Поторопился.

Максим обнял его со спины, согревая, и положил подбородок на плечо. Чмокнул в щеку.

- Не зря. Ты так здорово готовишь… Просто я… я не жил ни с кем до сих пор.

- Правда? Я тоже.

- Но с тобой я хочу. Давай только спешить не будем? Я готов заниматься стиркой, если ты меня научишь.

Толик хмыкнул. Конечно, самое легкое выбрал. Подумаешь, закинул вещи, нажал кнопку и пошел… хитрый какой.

Но он кивнул. Было так приятно обниматься, глядя на огни города. Стемнело.

- Пойдем ужинать? – шепнул Максим.

Толик кивнул. Доедали в молчании, бросая друг на друга быстрые взгляды. Перепалка взбудоражила обоих, насторожила, напрягла тела. Хотелось выплеснуть эмоции…

Сексом занялись прямо на кухне. Едва Толик убрал тарелки и приборы в раковину, Максим заключил его в объятия. Быстрые, жаркие поцелуи. Руки сжимают и гладят… Максим стонет.

- На столе? – спрашивает Толик.

Максим кивает, спускает штаны вниз и садится голой попой на кухонный стол. Обвивает Толика ногами за талию, притягивая к себе. Толик овладевает им порывисто, рвано дышит в шею.

- Давай, - стонет Максим, сжимая ноги и подталкивая Толика к действиям. – Давай, трахни меня…

Толик чуть не кончает от его вида. Максим ложится на стол, обхватывает себя рукой и принимает жадные, резкие толчки. Толик крепко держит его за бедра, впиваясь пальцами в белую кожу. Останутся синяки… хорошо, правильно… знак принадлежности ему, Толику.

Потом лежат на столе.

- Иди… в душ, - переводя дыхание, говорит Максим.

- Пойдем вместе, - просит Толик.

- Я позже. Посуду пока вымою…

Толик смеется. Да… вымоет он. Посудомойка.

Толик идет в душ, дверь оставляет приоткрытой. Когда входит в кабинку, слышит звон и треск – это Максим разбил первую тарелку…

История шестнадцатая. Прошлое и настоящее

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза