Высокие проценты и процессы по взысканию задолженностей зачастую ставили под угрозу или даже приводили к уничтожению экономическое существование должников. Возникало неприятие по отношению к еврейским заимодавцам; тяжелые условия займа, при которых должники получали деньги под проценты, они воспринимали как душегубство. Религиозное противостояние лишь заостряло это неприятие. Как упоминает Вальвазор, многие христианские должники полагали, что не обязаны держать слово перед евреями и возвращать им заем
Здесь речь идет о мотиве, который распространялся вместе с волной антисемитизма: в частности, что христианин не должен держать слово перед евреем и что договоры, заключенные с ними, на самом деле ничтожные и ни к чему не обязывают. Идея даже нашла поддержку в некоторых папских документах.
Нарастающее неприятие привело к требованиям изгнания, и самого изгнания не пришлось долго ждать. Но снова повторился тот же мотив: относительно просвещенный император сопротивлялся требованиям, в определенных границах защищал евреев и лишь со временем поддался давлению. Штирийское и каринтийское земские собрания предложили императору солидную компенсацию, чтобы тот выдворил евреев, и в 1496 году действительно был издан императорский указ об их изгнании из Штирии и Каринтии, приводящий осквернение таинств, ритуальные убийства христианских детей и ростовщичество. Вскоре за этим последовали земские собрания в Крайне, где люблянские горожане, по большей части должники еврейских заимодавцев и конкуренты еврейской торговли, с нетерпением взяли дело в свои руки и сперва самолично выпроваживали и брали под стражу евреев, а также всеми возможными способами их ограничивали. Император сперва пытался утихомирить горячие головы и легально брал под свою защиту евреев, пока не поддался демократическим требованиям: «Наконец городские требования были удовлетворены, император Максимилиан I 1 января 1515 года дал городу право выдворить евреев и в будущем не позволять им повторно вселяться» [Valenčič 1992: 26]. Взамен город должен был выплачивать большие суммы денег, которые, помимо прочего, были использованы на строительство замка и крепостных стен. –
Какую связь имеет этот краткий экскурс в историю антисемитизма с нашей темой скупости? Связь с процентами и ростовщичеством очевидна, но мы видели, что ростовщичество предполагает гораздо больше: оно всегда влечет за собой кражу удовольствия Другого, присвоение и накопление избыточного объекта, высасывание жизненной субстанции Другого. И что это за жизненная субстанция, как не наша кровь? Более того, кровь наших детей? Более того, кровь нашего Спасителя? Евреи, тем, что дерут с нас проценты, забирают нашу кровь, ту самую живую субстанцию нашего существа и жизни, нашего наслаждения. Проценты и кровь, какое величественное сгущение! Скупец желает еще одну золотую монету, избыточный объект, избыточное наслаждение, которое можно взвесить только лишь в мясе и крови. Невозможный эквивалент этого избытка и есть жизненная субстанция крови, – и его привилегированной метафорой как раз и будет тот фунт мяса, который хотел отрезать Шейлок, этот еврей
Фунт мяса как эквивалент процентов – метафора, концентрирующая всю нашу проблему. Мы видели, что шейлоковский фунт мяса не взялся из неоткуда, он имеет долгую предысторию, а именно историю ритуальных убийств христианских детей, которая этот фунт мяса напрямую привязывает к религиозной основе, к убийству Иисуса Христа. Скупость, эта определяющая черта еврейства, с одной стороны, влечет за собой ростовщичество и проценты, а с другой – жажду крови и тот фунт мяса, который фантазматически связан с жертвой Христа. И то и другое держится вместе и поддерживает друг друга. Отсюда можно вывести и все остальные определяющие черты антисемитизма.