О скупости и связанных с ней вещах. Тема и вариации

Несколько подобного рода правовых аргументов призваны служить лишь прелюдией, ведь речь вовсе не об этом. Даже если бы мы приняли в расчет их действительность, смысл целого совсем в другом: если Порция и вместе с ней весь венецианский судебный аппарат нарушают все правила, то делают это лишь для того, чтобы восторжествовала справедливость, а не одно только право согласно букве договора или закона. Высшая справедливость в противовес закону, дух против буквы.

За всем этим, конечно же, стоит парадигматическая оппозиция между Новым и Ветхим Заветом, между милостью и любовью, с одной стороны, и буквой закона и местью – с другой, и, наконец, между caritas и avaritia. Прежде чем дело доходит до судебного приговора с опорой на договор, Шейлоку сперва предлагают взамен двойную сумму денег по сравнению с той, которую он требует; он отказывается, поскольку желает лишь того, что написано в договоре. За этим следует призыв к милосердию, которого в договоре как раз не может быть и которое превышает любой договор, – милосердию, которое по определению вне всякого договора и которое, будучи привязанным к букве договора, перестает быть милосердием. Один из самых известных и ключевых отрывков пьесы – речь Порции о милости:

Не действует по принужденью милость;
Как теплый дождь, она спадает с неба
На землю и вдвойне благословенна:
Тем, кто дает и кто берет ее.
И власть ее всего сильней у тех,
Кто властью облечен. Она приличней
Венчанному монарху, чем корона.
Знак власти временной есть царский скипетр:
Он – атрибут величья и почета,
Внушающий пред царской мощью трепет;
Но милость выше мановенья скиптра,
И трон ее живет в сердцах царей.
Она есть свойство бога самого;
Земная власть тогда подобна божьей,
Когда с законом милость сочетает.
Жид, за тебя закон; но вспомни только,
Что если б был без милости закон,
Никто б из нас не спасся. Мы в молитве
О милости взываем – и молитва
Нас учит милости (IV/1).

The quality of mercy is not strained: природа милости не привязана к закону и договору, она вне закона, не является насильственной и принудительной. Милость – это дар как таковой, без расчета на ответное восполнение, она добровольная, без обязательств, акт благородной свободной оценки. И поэтому она представляет собой двойной дар: она не только благословение для принимающего ее, который получает ее вне ожиданий и обязанностей, как чистый излишек, на который он не может ответить иначе, чем любовью, но в то же время одаривает и самого дарителя. Она одаривает его радостью и любовью, которые вызывают милость у принимающего, но еще больше она одаривает его тем, что он сам одаривает себя образом собственной возвышенности и благородства – ведь он сделал больше, чем был должен; образом, в котором он сам себе нравится и выступает достойным любви, несмотря на то, действительно ли он удостаивается любви в ответ, – и мы видели, что никто не нравится себе в облике скупца и даже не кажется ни себе, ни другим заслуживающим любви.