В своей книге мы говорим о двух попытках Арсения Грека создать школу в русской столице. В первый раз эта школа едва начала свою деятельность: вскоре по доносу иерусалимского патриарха Паисия греческий учитель был сослан в Соловецкий монастырь. Однако, вернувшись в Москву в 1652 г. и став приближенным патриарха Никона, он, по-видимому, уже в следующем году возобновляет работу училища. Несмотря на то, что мы располагаем надежными источниками о «второй» школе Арсения, позволяющими не только установить время ее открытия, но и определить ее местонахождение в Кремле, Л. А. Тимошина находит «исключительно сильные», неожиданные аргументы для опровержения существующих в исторической науке представлений на этот счет.
Прежде всего, она вновь обращается к тексту Адама Олеария, в котором, как это неопровержимо доказал С. А. Белокуров еще в 1888 г., содержатся сведения о действующей в Москве в 1653 г. школе Арсения Грека. Читая тот же самый отрывок, что и все другие исследователи, Л. А. Тимошина приходит, однако, к выводам совсем другого характера. Олеарий, отметив, что «…русские… в школах обучаются только письму и чтению на своем и, самое большее, на славянском языке», особо выделяет следующий факт: «В настоящее время они…, по заключению патриарха и великого князя, хотят заставить свою молодежь изучать греческий и латинский языки. Они уже устроили, рядом с дворцом патриарха, латинскую и греческую школу, находящуюся под наблюдением и управлением грека Арсения»
1) «…из процитированного фрагмента очевидно, что высшие светская и духовная власти страны, во-первых, без какого-либо постороннего вмешательства или влияния извне осознали необходимость обучения молодежи греческому и латинскому языкам, а во-вторых, без какого-либо участия грека / греков уже организовали такую школу».
2] «Что же касается старца Арсения, то его функции определены Адамом Олеарием совершенно иначе, чем это трактуется в рассматриваемой монографии и некоторых других работах… он “управляет" этой школой, иначе говоря, осуществляет административно-хозяйственные функции, и, если уж совсем точно следовать тексту записок, не преподает в ней и никоим образом не участвует в ее организации» (Рец. С. 625).
Оба вывода замечательны в своем роде и демонстрируют уровень «источниковедения» Л. А. Тимошиной. Перед нами – простая «зарисовка» иностранного наблюдателя, сообщающего любопытный для европейского читателя факт – о создании в Москве по решению царя и патриарха школы для обучения русских молодых людей греческому и латинскому языкам; школа находится близ патриаршего дворца и управляется Арсением Греком. Вот и все! Из чего же следует, что «высшие… власти страны… без какого-либо постороннего вмешательства или влияния извне осознали необходимость обучения молодежи греческому и латинскому языкам?» Если читать Олеария, то ровным счетом – из ничего! Но даже если, скажем, согласиться, что это – совершенно самостоятельное решение «высших властей», то где Олеарий сообщает о том, что такая школа уже организована «без какого-либо участия грека / греков»? Ответ ясен: это так, потому что таково непреклонное желание рецензента. Поэтому источники могут не сообщать ровным счетом ничего: обычный «исследовательский» прием Л. А. Тимошиной, а именно – «подгонка под ответ», нам всегда обеспечит нужный результат. А между тем, даже совсем уж незнакомому с темой человеку понятно, что если в России в XVII в. без решения царя и патриарха не могла быть открыта, устроена ни одна школа, тем более – греко-латинская, да еще рядом с патриаршим дворцом, то сама организация школы, ее программа, ход преподавания зависели от того, кто этой школой управлял, т. е. в нашем случае – от Арсения Грека. Недаром Олеарий, несмотря на беглый характер своей заметки, говорит, что школа существует под «наблюдением и