О современных методах исследования греческих и русских документов XVII века

3. Л. А. Тимошина, нисколько не скрывая, позволяет себе демонстрировать свою симпатию к В. Г. Ченцовой, одобряя и поддерживая ее работы, методику исследования, выводы, не располагая при этом ни в малейшей мере возможностями для их объективного анализа. Это обстоятельство, несомненно, придает ее критике нашей книги несколько дополнительных нюансов.

Следующие четыре параграфа I главы (3. «Архимандрит Венедикт»; 4. «Дидаскал Епифаний»; 5. «Гавриил Власий и попытка создания греческого училища в Москве в середине XVII в.»; 6. «Греко-латинская школа Арсения Грека») при рассмотрении работы Л. А. Тимошиной можно объединить: эти небольшие исследования дают сравнительно немного материала для рецензента (а «Гавриил Власий…» и вообще оказался для нее бесполезным), но, тем не менее, служат для утверждения ее взглядов на историю русской школы середины XVII в.

Весьма типичным – в плане критических приемов Л. А. Тимошиной – является ее анализ параграфа «Дидаскал Епифаний». Не имея возможности сказать хоть что-нибудь по существу, рецензент, однако, не хочет пройти мимо такой благоприятной возможности, поскольку речь идет о русском материале, а потому находит нужным сделать несколько «своих» замечаний, вне зависимости от того, имеют они отношение к содержанию нашей книги или нет.

Первое – это, разумеется, наши упущения в плане историографии: мы, изучая деятельность Епифания Славинецкого, опираемся на работы К. В. Харламповича, «тогда как новейшие исследования, в частности, О. Б. Страховой, не используются» (Рец. С. 610). Между тем, важнейший труд О. Б. Страховой нами учтен в необходимой мере (см.: Школы. С. 44. Примеч. 134; С. 46. Примеч. 144). Как видим, Л. А. Тимошина – в своем амплуа: главное – быть строгой к оппоненту, продемонстрировать свое знание (которого может даже вовсе не быть] предмета, а уж внимательное чтение рецензируемой работы – совсем необязательно.

Поскольку говорить о Епифании как учителе рецензент не может, она делает замечание, что нами «…даже не упомянуто одно из основных педагогических сочинений на русском языке – “Гражданство обычаев детских"…, переведенное самим Епифанием или другими книжниками под его руководством или при его участии…» (Рец. С. 610). Еще один типичный для Л. А. Тимошиной-критика прием: говорить как бы на тему, серьезно, делать отсылки к другим исследованиям, но имеет ли все это отношение к рецензируемой работе, это, по-видимому, совсем неважно; главное – увести читателя в сторону от обсуждаемого вопроса.

Далее – снова уже знакомое нам поведение рецензента: Л. А. Тимошина упрекает нас в том, что мы не затрагиваем «дискуссионный и до сего дня, связанный с Епифанием Славинецким вопрос о так называемой "Ртищевской школе" (Рец. С. 610). На это можно сказать только одно: если бы рецензент занималась не только библиографической регистрацией, но и чтением научной литературы по интересующей нас тематике, она бы знала, что дискуссия по данному вопросу была закрыта К. В. Харламповичем еще в 1913 г.

Хотя Л. А. Тимошина на пространстве первой половины своей работы уже приучила нас к тому, что мы перестали удивляться ее наблюдениям, рассуждениям, разного рода манипуляциям, выводам, тем не менее, не может не поражать ее «хладнокровие» при встрече в нашей книге с единственными пока для истории русской культуры XVII в. фактами, позволяющими не только говорить об изучении Ф. М. Ртищевым греческого языка (это было известно), но и судить о степени овладения им этой сложнейшей «премудростью», предполагать связи в этом плане с архимандритом Венедиктом и Епифанием Славинецким. Это любопытное качество рецензента, а именно невосприимчивость по отношению к новым, не известным до сих пор в науке фактам истории русского просвещения XVII в., является, как мы убедимся в конце концов, важнейшей характеристикой Л. А. Тимошиной как ученого.

Мы учли, пожалуй, главное в этом небольшом фрагменте рецензии; все остальное, написанное на с. 610–611, существует просто для заполнения пустоты. Но и это «главное», как мы видим, – замечания человека «постороннего» к изучению русского просвещения XVII в., к тому же невнимательно читающего или вообще не читающего соответствующую специальную литературу.

В тексте рецензии, относящемся к приезду в Россию в 1646 г. архимандрита Венедикта, выдающегося греческого деятеля просвещения на Балканах, мы не находим решительно ничего, что бы следовало обсуждать. Исключение составляет лишь один пассаж, который, судя по тону рецензента, оказывается для нее принципиально важным.