О современных методах исследования греческих и русских документов XVII века

Наконец, еще один штрих, характерный для нашего рецензента. Встретив у нас на с. 19 фразу о нескольких приездах Феофана в русскую столицу, Л. А. Тимошина недоумевает: «Не очень понятно, о каких “неоднократных" посещениях Москвы… идет речь…» (Рец. С. 608]. Между тем, на с. 18 мы пишем о том, что будущий палеопатрасский митрополит до 1645 г. уже дважды побывал в Москве, и отсылаем за подробностями к примеч. 61, где указаны шифры соответствующих документов. Прямо скажем, на редкость «внимательное» отношение к рецензируемому труду.

Перейдем теперь к рассмотрению Л. А. Тимошиной более важных вопросов. Здесь ее жизнь значительно облегчается появившимися за несколько лет до нашей книги двумя статьями В. Г. Ченцовой, посвященными той же челобитной митрополита Феофана: в противном случае, откуда бы рецензент, будучи совершенно «посторонним» по отношению к работе с такими документами, к исследованию возникающих в связи с этим вопросов, стал бы – ни с того ни с сего – заниматься локализацией, местом создания челобитной, временем ее написания, даже почерком ее текста? А так у Л. А. Тимошиной появилось широкое поле для ее критической деятельности, для сравнения нашей и В. Г. Ченцовой позиций при решении отдельных трудностей, для целого ряда упреков в наш адрес (Рец. С. 599–609). И в самом деле, не будь В. Г. Ченцовой, как бы Л. А. Тимошина пришла к заключению о том, что вопрос о месте написания челобитной является «спорным» (Рец. С. 605)? Ведь в самом документе место его создания не указано, а судя по его содержанию, по всем деталям его истории получается, что челобитная была написана митрополитом Феофаном в Москве. Откуда у Л. А. Тимошиной появилась бы фантазия относительно «бросающихся в глаза особенностей “предыстории" документа» (Рец. С. 606)? Разве самой ей пришло бы в голову, да и достало бы возможностей заниматься деталями взаимоотношений греков, группировавшихся вокруг вселенского престола? Как бы самостоятельно истолковала Л. А. Тимошина временной, почти в два с половиной месяца, разрыв между приездом Феофана в Москву и подачей им в Посольский приказ своей челобитной?

Перед нами – в высшей степени интересное явление: не имея никакой подготовки, никаких знаний для того, чтобы разобраться в исследованиях В. Г. Ченцовой, рецензент тем не менее отзывается о них с исключительным одобрением, соглашается с методикой ее работы, признает результаты; с другой стороны, находясь полностью вне эллинистики и не имея возможности вникнуть в наши работы, Л. А. Тимошина отвергает их результаты и считает для себя возможным быть строгим критиком.

Мы не собираемся в данном случае спорить с рецензентом, сопоставлять свою позицию с позицией В. Г. Ченцовой, что-то доказывать. Из нескольких опубликованных нами рецензий работ В. Г. Ченцовой, из того, что нами сказано выше в этом «Ответе рецензенту», совершенно ясно, что полемике здесь – не место: возражать еще раз против фантазий В.Г. Ченцовой, опровергать ее «палеографические» наблюдения, на основе которых создается фантасмагорическая картина политической и культурной жизни Христианского Востока, – нет никакого смысла. Поэтому многие упреки Л. А. Тимошиной в наш адрес мы оставляем без ответа: уж если мы считаем бесполезным занятием лишний раз анализировать труды В. Г. Ченцовой, то вовсе нет никакого смысла реагировать на ту тень, которую они отбрасывают, будучи пропущенными через восприятие Л. А. Тимошиной.

Обсудим лучше еще несколько соображений рецензента, касающихся содержания челобитной Феофана.

В своем обращении к царю Михаилу Федоровичу митрополит Феофан побуждает русского правителя основать в Москве греческую типографию (стк. 51} и пригласить греческого учителя для обучения русских детей на греческом языке философии и богословию (стк. 51–52). Если бы царь сообщил о своем желании константинопольскому патриарху Парфению, тот прислал бы в Россию благочестивого дидаскала и нужные книги (стк. 68–70) (Школы. С. 22–23). Речь идет, таким образом, об основании в Москве греческой типографии и об открытии греческого училища для русских, где изучали бы на греческом языке дисциплины вплоть до философии и богословия (т. е. училища высшего уровня), используя при этом присланные с Востока необходимые книги. Поскольку в первой части своей челобитной (стк. 19–21) Феофан говорит о том, что верное учение церкви излагается не в греческих изданиях «богословных книг святых отец», которые печатают «папежи и лютори», но содержится в древних пергаменных рукописях св. отцов в монастырях Св. Горы (т. е. Афона) и в других древних монастырях, совершенно ясно, что он «ориентирует» русского царя относительно тех книг, что должны изучаться (и печататься) в противоположность западным, католическим и протестантским, издателям. Эти советы, по-видимому, сыграют свою роль, когда в 1654 г. Арсений Суханов отправится за древними греческими книгами для реформы патриарха Никона именно на Афон.