Далее. Л. А. Тимошина считает, что прихожанам была выдана новая грамота от имени трех патриархов. На каком основании? Только потому, что мы имеем такой текст в Син. 130, который представляет собой, по мнению рецензента, более позднюю копию утраченного подлинника. Это – типичная (и обычная для Л. А. Тимошиной) «подгонка под ответ»: чтобы это утверждать, нужно сначала хотя бы попытаться доказать,
что текст в Син. 130 – не «заготовка» Симеона Полоцкого для будущего документа, которая, вполне возможно, так и не обрела статуса официальной бумаги (это – наше мнение), а копия с подлинника. Но для доказательства такого тезиса нет никакого материала. Значит, считать, что существовала подлинная грамота трех патриархов, – дело (по крайней мере, на сегодняшний день) абсолютно недоказуемое, а, следовательно, идея о замене грамоты № 1235 другим документом – не более чем фикция.Любопытен еще один пример работы Л. А. Тимошиной – архивиста. Поскольку ей «нужно», чтобы грамота № 1235 не оставалась в Патриаршем архиве с момента своего создания, ибо, как мы уже отметили выше, тогда будет ясно, что школа в Бронной слободе и не начинала свою деятельность, она указывает на некоторые «потертости, следы сложения» на подлиннике, и это свидетельствует, как она полагает, о том, что грамота «не сразу легла мертвым грузом в Патриаршем архиве, а какое-то время находилась вне его стен» (Рец. С. 656). Л. А. Тимошина, таким образом, берет на себя смелость утверждать, что грамота № 1235 выходила за пределы патриаршего ведомства, ибо те потертости и следы сложения документа, которые на нем видны, не могли, по ее мнению, возникнуть никаким другим образом. Интересно было бы понять, как это исследователю удается датировать
и локализовать такие исключительно деликатные приметы, как следы сложения документа! Мы же, изучив в свое время историю подготовки к открытию Иоанно-Богословского училища, совершенно уверены, что грамота № 1235 стен Патриаршего архива не покидала, а всегда хранилась там в сложенном виде (как и все листовые документы большого формата в ту эпоху), в результате чего и образовались следы сложения этого листа бумаги; что же касается небольших потертостей на его лицевой стороне, то они возникли в процессе длительного хранения и неоднократных описаний документа на протяжении XVIII–XX вв.В конце данного раздела своей рецензии Л. А. Тимошина касается вопроса об открытии Иоанно-Богословской школы. Можно было заранее предвидеть, что ее ответ на этот вопрос будет положительным: во-первых, потому, что мы в своей книге отрицаем данный факт, а, как мы уже давно заметили, Л. А. Тимошина на каждой странице своего труда стремится всеми средствами опровергать любые наши выводы; во-вторых, потому, что речь ведь идет не о какой-то там школе, открытой в Москве греками,
а об учебном заведении славянского просветителя. Недаром она так целенаправленно подводила читателя к такому же выводу, заставляя его поверить в свою правоту с помощью «своих приемов» анализа грамоты № 1235, «датировки» и «локализации» потертостей листа и следов его сложения. Не имея решительно ничего для утверждения об открытии и, тем более, существовании хоть какое-то время этого училища, Л. А. Тимошина призывает на помощь такую дисциплину, как архивоведение, и пытается нас уверить в том, что об Иоанно-Богословской школе, даже если бы она не только просто действовала, но и процветала, не могли сохраниться никакие источники: «Училище… при церкви Иоанна Богослова в любом случае было приходским и обеспечивалось за счет средств прихожан, а приходские архивы, будь то московских или любых других церквей, сохранились очень плохо, если вообще сохранились…» (Рец. С. 655]. Поэтому не надо даже и ставить такие вопросы: школа существовала, это ясно и без документов!