О современных методах исследования греческих и русских документов XVII века

К этому же разряду «вопросов без ответа» принадлежат размышления рецензента относительно воздействия на архимандрита Симеона окружающей среды, под влиянием которой ему пришла в голову мысль напроситься в учителя греческого языка для того, чтобы вырваться из Путивля и оказаться в Москве. Все это ничто иное, как надуманные, никакого под собой основания не имеющие рассуждения. Дать серьезный ответ на вопросы такого рода, опираясь на какие бы то ни было положительные знания, невозможно.

2. Л. А. Тимошина полагает, что мы должны были заняться выявлением причин задержки архимандрита Симеона и его келейника в Путивле и разобраться, на каком основании эти два человека не пропускались к Москве. А какое значение может иметь ответ на этот вопрос? К какому бы заключению мы ни пришли, выясняя причины такого отношения воевод к архимандриту Симеону, мы все равно не сможем ничего доказать, ибо находящиеся в нашем распоряжении документы не содержат материала для однозначного решения. Что же касается московских «экспертов», которые могли бы ответить на запрос, прежде всего, Посольского приказа о знании греческого языка предлагающим себя в качестве учителя архимандритом, то, во-первых, таких людей в русской столице в тот момент было немало (Л. А. Тимошина для ориентировки в этом вопросе могла бы использовать нашу книгу «Греческие рукописи и документы в России в XIV – начале XVIII в.» М., 2003], а во-вторых, такие экспертизы, экзамены нередко проводились, например, для переводчиков и толмачей Посольского приказа, о чем свидетельствуют документы XVII в.

3. Весьма выразительным для характеристики представлений Л. А. Тимошиной как источниковеда, архивиста, специалиста по русской истории XVII в. является ее замечание об отсутствии «палеографических, текстологических, общеисторических доказательств», которые мы должны были бы привести, чтобы иметь право на утверждение, будто текст грамоты писан самим архимандритом Симеоном. Некоторые читатели такой рецензии, несомненно, должны проникнуться еще большим уважением к ее автору, который столь требователен к другим исследователям (и, разумеется, к себе самой]. Между тем, если отбросить желание рецензента морализировать по любому случаю, произносить громкие, красивые слова, а посмотреть на анализируемый текст спокойно, без непременного критического «напряжения», то окажется, что и эти претензии Л. А. Тимошиной столь же беспочвенны, как и ее предыдущие вопросы и рассуждения.

В самом деле, о каких «палеографических доказательствах» здесь может идти речь? Может быть, Л. А. Тимошина считает, что малограмотную писанину необразованного грека середины XVII в. следовало поставить в широкие рамки греческого письма той эпохи, сравнить с многочисленными документами, сделать большие и важные выводы? Рецензент беспокоится, что мы столь безаппеляционно, без всяких оговорок утверждаем, будто грамота № 586 написана самим архимандритом Симеоном. А кем, как она себе представляет, мог быть написан такой документ? Может быть, келейником архимандрита? Или каким-нибудь греком, оказавшимся в то время в Путивле? Пикантно то, что свой совет относительно греческой палеографии рецензент, не имеющий, как мы знаем, никаких сведений не только о греческом письме позднего Средневековья, но и вообще о греческой письменной культуре, не стесняется предлагать человеку, главным занятием которого на протяжении всей жизни является изучение письма греческих рукописных книг и документов, причем, пожалуй, в наибольшей степени – почерков XVII в.

Или, быть может, Л. А. Тимошина полагает, что текст издаваемой нами грамоты нужно было сравнить с текстом других греческих документов такого же рода? Что, интересно, она в данном случае подразумевает под словами «текстологическое доказательство»? А что здесь может означать ее требование о приведении «общеисторических доказательств»? Указание случаев непогоды на Дунае, когда могли быть возможны кораблекрушения, подобные описанному в грамоте Симеона? Или анализ политической обстановки в Восточной Европе в тот момент, когда чуть было не погибли плывшие по бурной реке монахи?

Текст этой части рецензии, таким образом, – пустые, ничего не дающие для исследования разговоры, имеющие лишь видимость серьезного обсуждения темы.

И, наконец, последний параграф I главы – «Школа церковного пения Мелетия Грека». Несмотря на то, что Л. А. Тимошина уделяет этому разделу несколько страниц (Рец. С. 660–668], мы, тем не менее, считаем, что можем, не останавливаясь на очередном этапе ее борьбы с еще одной греческой школой в России, завершить рассмотрение основной части ее труда: все уже сказано, проанализировано, понятно, все необходимые выводы сделаны. Разбору I главы «Школ» рецензентом отданы 110 страниц критического текста и 5 страниц Приложения. Оставшиеся 25 страниц от этого громадного сооружения отведены II главе нашей книге.