О современных методах исследования греческих и русских документов XVII века

Вторая глава посвящена Типографской школе (1681–1686/7 гг.]. На основе всех доступных источников мы делаем попытку восстановления наиболее полной истории этого первого правильно устроенного среднего общеобразовательного учебного заведения России. Материал источников, как греческих, так и особенно русских, оказался настолько богатым, что нам удалось воссоздать историю Типографской школы за все время ее существования, за исключением некоторых моментов, во всех деталях, представить деятельность ее основателя и дидаскала иеромонаха Тимофея, а также двух других учителей, установить число обучавшихся в школе учеников, а также имена многих из них, определить программу этого учебного заведения, так что появилась возможность сопоставления данной школы со школами балканского (греческого] и общеевропейского типа, выявить в значительной мере библиотеку, прояснить ситуацию, сделавшую возможным объединение, слияние Типографской школы с первым высшим учебным заведением России – Академией Лихудов. Была проделана большая работа, получены важные результаты.

А что же наш рецензент? Бороться с таким подробным, специальным исследованием, «осваивая» один параграф за другим, она признает для себя невозможным. Поэтому Л. А. Тимошина меняет свою тактику анализа нашей книги и заявляет, что, поскольку на осмысление и анализ материала II главы ей понадобилось бы значительно больше времени, чем на критику I главы, она будет останавливаться «не столько на фактографии, сколько на более общих вопросах и наблюдениях» (Рец. С. 670]. Это, несомненно, – правильное решение для историка, «постороннего» по отношению к данной теме: конкретных знаний недостает, а по «общим вопросам» можно всегда что-нибудь сказать.

Так и получилось. Л. А. Тимошина начинает с «главного». Поскольку с Типографской школой все ясно – это учебное заведение даже в источниках называется «школой», рецензент заходит с другого бока: а что, собственно, означает это слово, «какова суть понятия “школа" применительно к истории России XVII в.?» (Рец. С. 670]. Прежде, чем заниматься историей данного учебного заведения, надо было «выработать определение в отношении» такого явления в допетровской Руси. Рецензент обращается даже к авторитету такого замечательного историка, как Η. Ф. Демидова, которая, рассматривая русские школы для профессиональной подготовки кадров при приказах, отмечала, что они «могут быть названы таковыми только условно и не соответствуют современному пониманию слова…» (Рец. С. 671). Оказывается, Η. Ф. Демидова считала, что и Типографскую школу нужно относить к такому же типу «профессионального» училища (Рец. С. 670)!

Опять все ясно и понятно. Типографскую школу нужно относить к «неполноценным» учебным заведениям, «обучение в которых велось без особой программы, без деления на классы, без ежегодных наборов учеников…» (Рец. С. 671). Так считала Η. Ф. Демидова. Так же, судя по тону рецензии, считает и Л. А. Тимошина, хотя перед ней – целая монография о Типографской школе, полностью меняющая прежние оценки этого учреждения. Такое отношение к рецензируемой работе в своем роде «замечательно»: оно снимает серьезный разговор о результатах проделанного автором труда, заменяя его «еще более серьезной» проблемой – якобы непониманием всем окружающим профессиональным миром, о чем вообще идет речь, и требованием «теоретического осмысления» изучаемого вопроса.

Л. А. Тимошина не подозревает, что она в данном случае подражает тем палеографам, которые, не умея самостоятельно датировать рукописи, ничего не понимая в почерках, «не имея глаза» для такой высокопрофессиональной работы, выдвигают на первый план требования измерения углов расположения калама или пера по отношению к поверхности писчего материала, расстояний между строками и буквами и т. п. Никакого результата эти «тонкие приемы» никогда не дают, но зато как это «серьезно» выглядит!

От высоких «теоретических» рассуждений рецензент переходит к темам конкретным. Одной из них является наше отношение к сведениям о Типографской школе воспитанника иеромонаха Тимофея – Федора Поликарпова. Л. А. Тимошина использует здесь любопытный прием, обвиняя нас в излишней доверчивости к показаниям его «Исторического известия о Московской Академии» и демонстрируя этот недостаток нашего исследования путем цитирования отдельных, вырванных из контекста, пассажей (Рец. С. 672–674]. Отвечать на эти выпады было бы излишним, ибо рецензент прикоснулась к сочинению Поликарпова лишь для «критики» нашей монографии, мы же исследовали его текст на фоне всех других источников, оценивая буквально каждый фрагмент его воспоминаний. Разница (и не только здесь, но во всей нашей работе в сопоставлении с рецензией Л. А. Тимошиной) в том, что нам нужен был научный результат, а нашему критику – видимость серьезности ее соображений в данный момент.