О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы

Музей скульптора – это последний отзвук датского классицизма. Прямые линии. Колонны, широкие ступени. В залах представлено огромное число творений Торвальдсена: Христос и двенадцать апостолов, Венера и Адонис, мечтательный Байрон и коварный Меттерних, не взятая по каким-то причинам прекрасная скульптура Барятинской…

Я ходил, восторгался, а в мыслях возвращался к Кьеркегору. «Из всех тираний тирания РАВЕНСТВА есть самая опасная…» «Множество – это неправда», – писал он и призывал: «прочь от публики к единичному».

Кьеркегора я перечитывал в Москве, а там, в Копенгагене, меня, грешного, волновали банальные вещи: обед и покупки. Между которыми группу повели в Общество дружбы Данмарк – СССР, и там каждому из нас Херлуф Бидструп подарил по альбому политических карикатур.

27 августа

Сначала дано время на «фор шопинг», а потом потащили по редакциям газет – «Ланд оф фольк», «Политикен», в последней нам представили работника, набирающего световую рекламу на здании редакции. А когда он на секундочку вышел, у меня появилось дикое искушение набрать слово «Караул!». Но не успел, так как нас повели в редакционную столовую-клуб, где состоялась товарищеская дискуссия-ужин, под кофе и яблочный пирог. Жизнь в Дании и в Советском Союзе, положение и статус журналистов у них и у нас. У них чуть что не так, то сразу демонстрации и протесты: датчане требуют для себя лучшей жизни, А что мы? Писать об этом даже противно.

Вечерний променад по Копенгагену. Мой сосед по номеру отчаянно матерился, как он выразился: весь в соплях и вожделениях. Тысячи женщин в благодатный тёплый августовский вечер прижимались к своим мужчинам, склоняли на их плечи свои белокурые головы, садились к ним на колени, заглядывали в глаза, целовали губы… (три точки, три точки). Словом, «яблони в цвету, какое чудо!..»

Черняк декламировал свои грустные стихи:

Неудержимо наступает старость,
И ничего ты толком не успел…

28 августа

Автобусом в Северную Зеландию и осмотр «Фредериксборг палас». Летняя резиденция королевы Маргрете II. И, наконец, Эльсинор. Замок «Кронборг кастл», который связан с именем принца Гамлета. Замок мрачный, давящий на психику. Зимой, как рассказывал гид, здесь жутко завывает ветер, бьётся о тёмные своды замка и напоминает вой животных. Гамлет был напуган видением безжизненного трупа:

Ты движешься, обезобразив ночь,
В лучах луны и нам, глупцам созданья,
Так страшно сотрясаешь существо
Загадками не нашего охвата.
Скажи: зачем? к чему? Что делать нам?

А вечером нас ждал «Тиволи» – местный ЦПКО, и не столько культуры, сколько отдыха и развлечений. Аттракционы, кафе, рестораны, «однорукие бандиты». Но у нас уже не было денег даже на мороженое. Советские журналисты – изгои, люмпены и плебеи…

29 августа

«Пора завязывать с туризмом», – сказал я поутру и стал собирать чемодан. Последняя прогулка по Копенгагену. Аэропорт Каструп. Стюардессы в Ил-62 разительным образом отличались от датчанок и ростом, и цветом лица, и шармом, и размерами. «Наш сайз пошёл!» – вздохнул Черняк и с тоской прильнул к окошку иллюминатора.

30 августа

С утра вместо 40-страничной «Политикен» я достал 4-страничную газету «Правда» и погрузился в донельзя знакомую рубрику «Пьянству – бой!». Вечером вышел на улицу: ничего не изменилось за несколько дней моего западного вояжа. Та же прорва народа, густая, неразличимая масса спешащих и замотанных людей, с сумками, портфелями и авоськами. Лица усталые и злые. Редко-редко кто улыбнётся, да и то по глупости… Ощущение такое, что проснулся и очутился в совершенно другом мире. И небо, и здания, и люди – всё какое-то другое… А был ли Копенгаген? И я легко и привычно влился в общий людской поток…

17 сентября

Отпуск-1976 – от Стокгольма до Смоленска, вниз по шкале туристического отдыха. Сначала зарубежный класс: роскошные автобусы, сверкающие рестораны, мальчики, подхватывающие чемоданы, и беспрерывное мелькание дворцов, статуй и весёлых «читалок» или порносмотрелок. Тебя возят, размещают, кормят… Затем класс рангом ниже. Дом отдыха «Полёт». Чистенький номер. Супы на м. б. и мясные блюда с ж. к., непременная плюшка на полдник. Танцы под баян, спортивный инвентарь под замком, кинокартины через день и пешие прогулки. В Переделкино случайно набрели на сидящего на лавочке Андрея Вознесенского, и он поразил фразой в адрес властей: фашисты!..

Одиннадцать дней роскошного бабьего лета под Москвой и выезд в Смоленск. Гостиничный номер с подтёками на потолке, ржавыми трубами и ужасным запахом. В ресторане табличка «Мест нет»…