О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы

Купили электрофон «Рондо-204-стерео» за 204.70 (сто кг щавеля, он два рубля кило), притащили его с Ще вдвоём, долго читали инструкцию, налаживали (во время чего меня обвинили в технической дремучести!), а потом слушали пластинки. Начали с Поля Мориа. Звучит здорово! После того как сломался проигрыватель в нашей «Рапсодии», года четыре у нас не было музыки, – и вот полилась. Теперь надо покупать пластинки. Гоняться за лицензированными изданиями. Не было хлопот – купила баба электрофон!..

В четверг Гриша принёс на работу перепечатанный томик Георгия Иванова, составленный по нескольким сборникам стихов. Половик открыл его для себя и поделился возможностью открытия для меня. Как здорово! Вот ещё один поэт, без которого русская поэзия существовать не может… За окном летели снежные хлопья, я читал вёрстку, попутно делал в официальный отдел материал по рационализаторам и изобретателям, вычитывал статью о промысле кротов и о том, как прокладываются охотничьи путики, вёл беседу с автором, зав. кафедрой научного коммунизма Кооперативного института Петром Месяцем о теории и методологии потребительской кооперации, – в промежутках между этими делами читал Георгия Иванова и плыл по волшебным волнам поэзии. Это не Егор Исаев. Это – настоящее.

Георгий Иванов! Отныне он в моей золотой антологии и, конечно, в Календаре. Поэт, близкий мне по духу, по мироощущению, по трагизму, наконец, по философии жизни…

Холодеет осеннее солнце и листвой пожелтевшей играет,
Колыхаются лёгкие ветки в синеватом вечернем дыму –
Это молодость наша уходит, это наша любовь умирает,
Улыбаясь прекрасному миру и не веря уже ничему.

* * *

Счастье выпало из рук,
Камнем в море утонуло,
Рыбкой золотой плеснуло,
Льдинкой уплыло на юг.

Счастья нет, и мы не дети.

Вот и надо выбирать –
Или жить как все на свете,
Или умирать.

Его сердце оборвалось в Париже, в 1958 году. Точной датой Литературная энциклопедия не располагает: ведь это не «наш» поэт, не советский. Но это – русский поэт. И большой. Он прожил 64 года. Он трезво смотрел на жизнь. Не ждал «ни счастья, ни солнечного света». А молил о самой малости:

На этот бедный лоб немного льду,
Немного жалости на сердце это.

Тайм-аут в Запорожье

Командировка, как спортивный тайм-аут. 29 мая в 5.25 вышел из дома и поехал во Внуково. «Меняю мужа с двумя внуками на бортмеханика из Внуково» (Вознесенский). В 9.40 самолёт Ил-18 доставил меня в Запорожье. Встречающие везут меня не в гостиницу, а в общежитие кооперативного училища, где за медпунктом есть гостевая комната. Забрасываю вещи и с ходу в сопровождении местного начальства отправляюсь в Мелитополь. По дороге зампред по кадрам Ломакин с удовольствием рассказывает о себе, бывший НКВДэшник, политработник, на пенсии подался в кооперацию. Вскоре выяснилась диспозиция: сошлись чекист и журналист, патриот и космополит, прямой и горбатый, мужлан и эстет, а вот, поди, сидели вместе мирно, вполне ужились, и Ломакину кажется, что я человек из его круга…

Мелитополь весь в пирамидальных тополях и в обволакивающей теплыни, +30°. Провёл беседу-интервью с председателем Мелитопольского райпо, который поразил меня на прощанье откровенной фразой: «Знаете, какая самая сладкая пыль? Пыль из-под колёс уезжающих проверяющих». Но это вроде бы не про меня – я из другой оперы… Первое угощение в гостевой комнате: кефир и гигантская сдобная булка – послание из кулинарного техникума. Утром проснулся, вышел в коридор, а там развешены плакаты «Тайна гриппа», «Кишечные заболевания», «Чесотка», – очень взбадривает. Ну, а дальше я выяснил, как Запорожский облпотребсоюз борется за технический прогресс, за механизированный труд.

В субботу, 31 мая, меня везут в какую-то Андреевку в пионерлагерь «Маяк», расположенный на Днепре. Роскошное место. Обалденный воздух: густой, его можно глотать кусками. Рядом сосновая рощица. Гуляем, дышим, болтаем. Фокстерьер Марсик носится по всей территории в поисках кошек, но кошек нигде нет, и пёс разочарован. Зато очарован я. Бывают вот такие просветлённые минуты, как будто на тебя нисходит благодать. Никакой спешки, суеты, никаких забот и обязательств, только покой, тишина и воздух, – что ещё надо человеку?