О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы

Потом был перерыв и снова выступления. Лучше всех приняли барда Юрия Визбора, толстый, добродушный, эдакий положительный Борман. Читал про Арктику, про своё детство: «Кто мы были: шпана, не шпана?..» Михаил Львов в основном рассказывал байки про поэтов. Лучшее выступление было Юнны Мориц. Чёрное платье с цветным кушаком, строгий орлиный профиль и огромные глазищи.

Между миром и эфиром,
Между Цезарем и Брутом…

Публика всеядна: после Мориц ей понравился и Николай Тряпкин с его «треньти-бреньти… прокати до звёздного гумна…». Эдакий народный нянь Арин Родионович. Сказочник. «А у нас на Печоре – калачи на заборе, / А у нас на Печоре – и в прудах молоко…»

В отличие от песенного Тряпкина Юрий Кузнецов был уравновешен и строг. Читал глухо, невыразительно. «Я поймал её круглую дрожь, / Как рука у меня трепетала!..» Публика принимала его сухо. Оставили без одобрения напор и энергию Татьяны Ребровой. Не очаровали платье-сари и шаль. А лично мне её пафосные строки о том, «как чисты на Руси женщины, мужество, хлеб и берёзы», показались просто надуманными и фальшивыми. Сколько можно поклоняться берёзкам? Пора переходить на корабельные сосны…

Последним выступил импозантный, как кинорежиссёр, Юрий Левитанский. Читал долго и не по памяти, а по листочкам. Притомившиеся слушатели ёрзали в креслах. Гардеробщики сердито ворчали: «Делать нечего, разговорились. Глядя на ночь…»

Последняя строка. Последний хлопок, и Лариса Васильева поблагодарила всех пришедших за «героическое терпение». Из душного зала мы рванули на свежий воздух.

Нынешний сбор в зале Чайковского ничем не напоминал былые поэтические вечера в Политехническом. Не тот поэт пошёл! Не тот! Нет ни Бальмонта, ни Маяковского…

22 ноября

20-го в киоске купил 22-й номер «Советского экрана» с моим разворотом о Михаиле Жарове. Сократили, убрали красивости, но всё равно приятно читать. Пустячок, а приятно, тем более пустячок тиражом в один миллион 880 тысяч. В редакции нашей кто-то порадовался за меня, а кто-то позавидовал… На очереди третье интервью с народным артистом РСФСР: Фрейндлих, Волчек, теперь вот Марков. Беседа с Марковым происходила в его уборной. Высокий кряжистый Леонид Васильевич отвечал на мои вопросы охотно, но как-то сдержанно, не раскрываясь. Среди прочего я спросил его, почему редко снимают в кино прекрасных театральных актёров? В частности, Фаину Раневскую. Он ответил: «Слишком ярка, выпирает…» И мгновенно скопировал Фаину Георгиевну в роли тапёрши с папироской во рту за роялью из фильма «Александр Пархоменко». От неожиданности я даже охнул.

– А кого вам приходилось больше всего играть в фильмах?

– В основном этих… большевиков… железных… – с усмешечкой ответил Марков.

Напоследок я сказал Маркову, что принесу интервью ему на просмотр, а он: «Не надо, я и так вам верю. Пишите. Печатайте. Спасибо за внимание». То есть антипод Галины Волчек. Никакого выкобенивания.

«Остального не записываю – всё мельче», – позволю себе процитировать слова Блока из его дневника.

2 декабря

Простудился, кашель (опять кашельман!), дали больничный. В поликлинике, пока сидел в очереди, наслушался жалоб от старых и молодых: врачи ничего не понимают, лекарств нет… Но зато полёты в космос. И с каждым космическим полётом вылетают в трубу тысячи районных больниц, дорог и водопроводов. С детства запомнилась чья-то фраза: без порток, а в шляпе!.. В поликлинике висит лозунг: «Достойно встретим XXVI съезд КПСС!» И непонятно, как надо достойно встречать съезд в условиях больничного учреждения? То ли врачам быстрее осматривать и прослушивать больных, штамповать больничные листы, то ли гражданам взять на себя повышенные обязательства и болеть чаще и интенсивнее?.. Главное – лозунг. Повесили и довольны.

12 декабря

Високосный год выкашивает людей: к Высоцкому и Дассену присоединился Джон Леннон. На 59-м году умер грузинский нападающий Автандил Гогоберидзе (меня в школе иногда звали Автандилом за усики и стать под Гогоберидзе). А тут покончил с собой Слава Голованов, преуспевающий полковник…

Сколько уже смертей среди друзей, приятелей, знакомых… В стихотворении «На смерть К. Мещерского» Державин писал:

Едва увидел я сей свет,
Уже зубами смерть скрежещет,
Как молнией косою блещет
И дни мои, как злак, сечёт.

И горестное размышление о смерти, которая приходит «как тать, и жизнь внезапу похищает». Какое удивительное старое словечко «внезапу». И блистательный афоризм: «Жизнь есть небес мгновенный дар» (1779–1783).

13 декабря

Слушать зарубежные радиостанции стало невозможно: треск страшный, забивают. Какие-то куцые сообщения о том, что Польшу пытаются удержать в «идеологическом корсете», что в Китае идёт суд «над бандой четырёх»…

Тут сверкнула идея перейти на работу в «Шахматную энциклопедию», сверкнула и погасла. И снова патовая позиция.

18 декабря