Маленький весенний отпуск по линии Госстроя СССР. Накануне отъезда распух нос и стал каким-то клоунским. В дневнике обо всём подробно, но в книге сделаю сжатое попурри из дневниковых записей. До «Берёзок» добирались сложно: такси, электричка, автобус. Старый корпус на 5 этажей. Всё некомфортно и без письменного стола. И погода: небо мглистое без солнца. Одна радость: кислород и не надо готовить и мыть посуду. 11 марта Ще уехала на экскурсию в Марфино, а я хрюкал на кровати до упора. 12-го образовалась компания с новой работы Ще: Галя Н. и Эльвира К. Галя – та ещё штучка, молодящаяся, завистливая, жаждущая мужского общения и не любящая общих разговоров: «Я это знаю!» Эльвира – антипод, открытая, наивная, доверчивая в поисках новой религии: третьего глаза и тонкой материи. Но тем не менее весело общались и даже играли в футбол. Совершили поход в ближайшую деревню Чиверёво.
А ещё ходили в Осташково, которое я переименовал в Фисташково. Юморист… Болели за фигурное катание, но, увы, Джейн Торвилл и Кристофер Дин обыграли в танцах на льду наших Бестемьянову и Букина. Так и шло время: гуляние, общение, кино, телевизор, веселие и томление. Была и живность: белочки, синички, лани. И всех забавляла Эльвира, демонстрируя упражнение по йоге. Под конец у Ще повысилось давление, и она отлёживалась. Её навестили девочки, и мне пришлось их не столько развлекать, сколько удивлять мрачными стихами Георгия Иванова:
И слова поэта «ты ещё не знаешь срока» мы воплотили в жизнь: за два дня до окончания срока покинули «Берёзки». Надоело. Неинтересно… В Москве догуливали отпускное время в своей ближней роще и в дальней за «Войковской».
28 марта
Вышли на работу и тут же начисто забыли про «Берёзки». Снова тихая заводь с рябью склок. В «Юности» начал читать дневник Корнея Чуковского. Мой человек! «Без писания я не понимаю жизни», – и я так же, как Корней Иванович. Из 87 лет он 70 вёл дневник. «Я боюсь ничтожных разговоров, боюсь идиллии чайного стола, боюсь подневольной, регламентированной жизни. Я бегу от неё. Но куда? Как повести иную жизнь? Деятельную, бесконечную, свободную? Как?» – это написал Корней Чуковский 2 марта 1901 года, за 31 год до моего рождения. Ну, и я спрашиваю: как?!.
В новом сборнике Вознесенского «Безотчётное», на мой взгляд, мало глубины и много выкрутасов, виртуозничает Андрей: «За что тебя, Авель? – За кафель!» или в стихотворении «Женщина перед зеркалом»:
Уверен, 99 процентов читателей спросят, а что такое «Чосеры»? А возможно, буквально единицы знакомы с английским поэтом Джефри Чосером, жившим в XIV веке, и читали его «Кентерберийские рассказы», и поэтому Вознесенский занимается метанием бисера, развлекая более себя, чем читателей.
Хотели тут попасть на спектакль «Взрослая дочь молодого человека» – не попали. Взамен купили книгу «Культура эпохи Возрождения и Реформации», – эстетствуем, так сказать.
25-го был на Совете Центросоюза в гостинице «Турист». Сидел рядом с Хачатуровым, – чисто инерционная дружба. В фойе столкнулся с Колей Котелевским, бывшим плехановским комсомольским секретарём, ныне – подымай выше! – работником ЦК партии. «Ты всё с бородой ходишь?» – спросил он меня, и тут Хача подсуетился: «Это наш кооперативный Хемингуэй».
Маленькая ремарка. Тогда я ещё ничего практически не опубликовал, хотя и написал много. Но пройдут два десятилетия, и начнут выходить мои книги. В одной из них я поместил очерк-эссе о Хемингуэе. А поэт Евгений Рейн при встрече в ЦДЛ, увидев меня, оповестил всех: «Наш Д’Аламбер пришёл!» Имея в виду, что Д’Аламбер и Дидро вместе редактировали «Энциклопедию». В какой-то степени я, действительно, энциклопедист (пишу обо всех и обо всём), но следует иметь в виду, что Жан Лерон Д’Аламбер был не только философом-просветителем, но ещё математиком и механиком, а уж я никакой не математик и не механик… (3 июля 2010 г.)
3 апреля
«На что уходит жизнь?!» – воскликнул в одном из стихотворений Евтушенко. На что? Меня наградили значком «Отличник потребительской кооперации», значит, с точки зрения общества (или отрасли, где я работаю) я тружусь хорошо и вношу свой вклад. Но этот вклад мне до лампочки. Я чувствую, что моё предназначение иное, и поэтому я упорно долблю свой Календарь мировой истории. Это – настоящее, но за это значков и орденов не дают, тем более что это делается вопреки цензуре и всяких табу.