О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы

Гаврилов принёс на работу «Опавшие листья» Розанова. Просил дать домой почитать – не дал. Часа три листал 500 страниц розановского текста. «По обстоятельствам климата и истории у нас есть один „гражданский мотив“: – Служи. Не до цветочков».

Вот мы сидим и служим. Лишь отслужив, дома припадаю к пишущей машинке и бегаю по орбите собственного «я».

25 апреля

Три года назад, когда я работал на радио, я метался, был взвинчен и находился предынфарктном состоянии. Сейчас у меня состояние вялое и сонное. Барахлит здоровье: нос, левая рука, глаза…

Медведев продолжает рассказывать всякие байки. Однажды Сталин вызвал к себе журналистов и кинематографистов и учинил им разнос, что они плохо работают. Оператор-кинодокументалист Кац от страха упал в обморок. Сталин, глядя на поверженного, сказал: «А к вам, товарищ Кац, это не имеет отношения, вы как раз работаете хорошо». После слов вождя вокруг Каца сразу засуетился народ…

Теперь журнал «Отчизна»: материал о Чукотском ревкоме опубликован, а вот поэты-эмигранты не прошли, соответствующие инстанции решили, что не надо их вспоминать и пропагандировать. Георгий Иванов не пересёк советскую границу. Мне искренне жаль… На эту же тему. В редакцию нашу пришёл большой опус товарища из Днепропетровской области с любопытной припиской: «Сделайте хотя бы небольшую заметку. Это в какой-то мере компенсирует мои духовные затраты и ожидания…» Я – человек сердобольный: кое-что компенсировал…

Случайно попал в Дом дружбы на выставку итальянского графика Пиппо Гамбино. «Творчество Гамбино, – написал в проспекте Ренато Гуттузо, – делает нас свидетелями и участниками человеческой жизни со сжатыми зубами, жизни человека, который страдает, борется и не сдаётся». Это – западная позиция. А вот наша, социалистическая, вся лучезарная: «Действительность наша подобна поэме!.. ведь солнце и звёзды мы взяли в друзья». Это стихи Владислава Шохина в «ЛГ». Фальшивая социалистическая бредятина с открытым от восторга ртом.

2 мая

Англичане колошматят Фолкленды. Ирак и Иран дубасят друг друга. Абсурдный мир. А мы живём в своём, локальном мире. Первомайскую демонстрацию смотрел, лёжа на диване. Генсек совсем плох, и нас ждёт переходная эпоха… За целый день с Ще выпили бутылку «Гурджаани». Пироги. Кое-что ухваченное в магазине. И новая порция книг. Громадный том литературного наследства (изд. 1935): Письма Чаадаева, Гончарова и Победоносцева, дневник Одоевского, автобиография Константина Леонтьева – всё безумно интересно. А ещё книга о Дюрере (плохо написана), избранное Бориса Пильняка. То есть стараюсь читать только особенное и – пролетарии всех стран, извините!..

7 мая

Нет ничего лучше на свете молодой народившейся зелени и юности прелестных девичьих щёк, бархатистых и чистых, беззаботного смеха весёлых глаз. Сам был молодым, но тогда я не чувствовал прелести юных лет, и только потеряв их, понимаешь, как это здорово быть молодым. А по нынешней весне чувствую себя старым и разбитым.

Огорченья земные несносны,
Непосильны земные труды,
Но зато как пленительны вёсны,
Как прохладны объятья воды! –

писал Фёдор Сологуб. О бытовых делах умолчу. Как сказал один остряк: все жанры хороши, кроме прозы жизни. Проза жизни ужасна…

15 мая

Вечно мучающий вопрос: зачем пишу? Натура архивиста, как у Александра Гладкова, который вёл дневники всю жизнь, с юности до смерти. Фиксировал всё, был «протоколистом своего времени», вот и я такой… Фомин ввёл меня в состав редколлегии журнала, причём обставил это так, словно награждал маршальской звездой. Теперь с надбавкой 230 рублей – самый большой оклад в моей жизни. Путь Фомина – 25 лет в одном журнале, угождать начальству, лезть наверх и добиваться цели: кандидат наук (а их как собак нерезаных), возглавлять отраслевой журнал – это не для меня, а «слава только дым», к тому же какая это слава? Карьерный писк и только… На работе Наташа Лукацкая рассказывала о своём 17-летнем сыне Мише. Считает, что учёба – это потерянное время. Много времени проводит на ипподроме. Маме однажды сказал: «Ты такая тёплая, как лошадь». В Большом театре на «Иване Сусанине» пришёл в восторг, когда увидел лошадь на сцене: «Да это же Стандарт, я его расчёсывал!..»

У каждого свои удивления и сюрпризы. А я когда читаю о ком-то или конкретно кого-то, то, бывает, удивлюсь совпадению мыслей и чувств – так же мыслю и так же рефлектирую. Последнее удивление: автобиография Константина Леонтьева (1831–1891) «Моя литературная судьба» (до нас дошёл только отрывок). Интереснейшая судьба. Писатель, публицист, литературный критик. Какие надежды подавал, а вот остался без литературной славы. Почему? Сам Леонтьев отвечает на этот вопрос: