О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы

14-го исполнилось 30 лет со дня смерти мамы. Тот печальный день стоит у меня перед глазами. Был на Ваганьково, положил цветы, повздыхал и пошёл. А что можно ещё сделать? На выходе заглянул к Высоцкому – море цветов. А на следующий день в ночь умер сосед сверху, беспробудный пьяница Юра. Допился. Ще встретила другого соседа сверху, Петра, и строго ему сказала: «Вот и вам урок». «А я что, – ответил он, – я ничего, я как стройный тополь»… Тополя, тополя. Вся Россия в тополях, и только пух летит пеленой. Мне соседа не жалко, а вот умершего на днях актёра Тарковского Анатолия Солоницына очень жалко. Он на 4 года моложе меня…

В редакции была срочная вычитка спецномера. Куча ошибок. Вместо «семян рапса» – «семена рабства», вместо «премирования работников» – их «кремирование». «Победы социализма» перенесены так, что на строке выведены «беды социализма». Такие ошибки подводят под монастырь!.. Почитал знаменитые «Вехи», ничего не устарело, всё актуально. К примеру, «…средний массовый интеллигент в России большею частью не любит своего дела и не знает его. Он – плохой учитель, плохой инженер, плохой журналист, непрактичный техник и проч. и проч. Его профессия представляет для него нечто случайное, побочное, не заслуживающее уважения…» Из этого же времени. Сатирик Аркадий Бухов:

Мучительно наше сегодня,
Где всё – наболевший вопрос.

27 июня

Чем больше живу, тем яснее понимаю, какая это трудная штука – жизнь. Иногда кажется, что я живу хорошо и всё хорошо получается: стал журналистом, относительно других много пишу, многим занимаюсь дома, постоянно что-то узнаю новое и расширяю свой горизонт и т. д. А иногда кажется, что ничего я не достиг, и что жизнь пустая, иллюзорная, и надо жить как-то иначе. Но как? Вон Гриша всем доволен: зарплатой, книгами, телепросмотрами, и всегда в довольном тонусе. А я – нет. Всё время мучаюсь. Чего-то всё время не хватает… «А жизни нет, жизнь только снится нам», – кажется, Камоэнс.

4 июля

Приехавшие в Москву собкоры журнала рассказывали всякие местные ужасы. В Краснодарском крае решительно взялись за жуликов и хапуг. Надели наручники на бывшего секретаря крайкома Тараду, прихватили директора краснодарского холодильника – аферы с мясом… В Краснодаре сгорел огромный универмаг… убили парочку секретарей райкомов… Словом, картинки с выставки.

Настоящую выставку Эдварда Мунка посмотрели с Гришей на «Кропоткинской». «Крик», «Поцелуй», «Двое», «Ревность» – на переднем плане художник с глазами, полными мукой и растерянностью. На заднем плане женщина в распахнутом красном платье. Обнажённое тело завораживает. Тут же мужчина в чёрном фраке. То есть видение, которое преследует художника: неверность и обман…

Прочитал книгу Майи Туровской про Бабанову, воспоминания Рины Зелёной, в «Воплях» интересен обзор современной шведской литературы. «Мемуары Каина» – роман в стиле коллажа, – Юлленстена. Каин убивает своего брата за то, что он – другой, за то, что Авель мыслит, чувствует и поступает не так, как он, Каин, считающий свой образ бытия непреложным.

Вся неделя была холодной, в Москву прикатил холодный воздух из района Шпицбергена. Потом зарядили дожди. И только сегодня разголубелось небо. Плюс 18.

18 июля

Меня тошнит от нашего телевидения. Очередной детектив о чекистах «Долгий путь в лабиринте». Всё чисто, высветлено, приглажено, умненькие чекисты, моральные, кристальные. А враги уродливые, коварные, нечистоплотные. И залихватские песни: «Гусарская рулетка – жестокая игра! / Гусарская рулетка – дожить бы до утра!..» Чекисты, гусары – какая-то телекаша с отвратительным идеологическим запахом. Отдыхали на «Шербурских зонтиках». Изящно, красиво и с налётом печали… Никому не ведомо, что будет дальше. Все мы живём с завязанными глазами. Дальнейшая дорога всегда за поворотом.

25 июля

Как говорил Жюль Ренар: «Записывай, записывай, и побольше! Будет жвачка на зиму». Вот я и записываю. Ще как-то повстречала своего сокурсника по университету Алика, подававшего надежды, но ставшего типичным аутсайдером, он говорит: «Евреи делятся на две категории: одни живут в Бруклине, другие навсегда остаются Эриками и Аликами…» Спросил Ще: «Ну, а муж-то ничего? Соображает? Это я понимаю, что хороший: шкаф сделает. Ну, а поговорить-то с ним можно?..» Ще рассказывала мне об этом, и мы оба хохотали до слёз. Можно! Можно!