В Александрии оказалось много сохранившихся сфинксов – «больше, чем людей», – заметил Краковский… Автобус сквозит мимо знаменитых александрийских пляжей – Стэнли-Бич, Чатби-Бич… далее набережная и парк Монтаза, королевский дворец, однако внутрь дворца нас не пустили, мы немного погуляли по парку. В автобус и курс на Каир… «Последняя большая дорога, аэропорт – и конец гражданской войне», – заявил Мотин и тряхнул седой головой. У всех свои сравнения…
Вечером в каирской гостинице – прощальный вечер. Хилый концерт, какой-то негритос в белых штанах пел что-то тягуче-колониальное, а потом вдруг затянул песню про загадочные Васюки, очевидно, имея в виду цветы васильки. Кто-то из группы сказал тост о чудесной родине России. Кто-то даже прослезился, очевидно, больше от усталости, чем от ностальгического чувства.
5 марта
Последний день египетских терзаний. Глотаю лекарства от простуды. Довольно холодно. Надеваю даже кальсоны. Кальсоны – это мой протест против разгула холода в Африке! Последние покупки. Нереализованной мечтой осталась спортивная майка с номером (дань многолетнему увлечению футболом?). Поздно вечером – аэропорт. Нас загружают в самолёт, летевший из Найроби. В 3.25 уже 6 марта садимся в Симферополе на дозаправку. Все выходят. Знакомый снежок и в Крыму тоже!
6 марта
В 8 утра я уже дома и смываю с себя дорожную грязь… «Что привозит с собой человек из дальних странствий?» – спросили как-то Юрия Сенкевича. «Новые впечатления, эмоции, а также любовь к тем краям, где он побывал», – ответил он. Поездка в Египет меня убедила, что Восток – это не моё. Я – человек Запада. Европа – мой бог и кумир…
20 марта
На работе требовали рассказов о Греции – Кипре – Египте, я устал рассказывать и отвечал лаконично, как президент Рейган, который, побывав в четырёх странах Латинской Америки, заявил: «Я узнал массу нового, ведь всё это – разные страны!»
Там всё новое, а в Москве всё старое. Грязь со снегом, унылое небо, серые дома, магазины штурмуются местными туристами. И как написала Марина Кудимова в сборнике «День поэзии, 1982 год»:
И снова хочется цитировать Салтыкова-Щедрина и его письмо к тётеньке с вопросами, почему у нас всё так. Почему у нас, как писал уже Василий Розанов, «всё – тише, глаже. Без этих Альп… Все Валдайские возвышенности, едва заметные даже для усталой лошадки…». А если уж пирамиды, то пирамиды Бесхозяйственности, Глупости, Догматизма… Ах, ответь, милая тётушка, прошу тебя, почему?.. Но молчит старушка…
24 марта
Поездка позади, но не забывается. 23 марта, сидя в редакции на Студенческой, сочинял:
На работе смерти, юбилеи, приходы-уходы. Ушёл Юра Медведев – пришёл Владимир Иванов, изношенный и болезненный, ещё один парашют, спустившийся с небес. Ходим в кино. Были на выставке ФРГ. В Домжуре слушал лекцию зампреда Госплана СССР Либединского. Перекосы в экономике, диспропорции. Сколько собрали зерна в 1981 году? Ни в одном статистическом справочнике не найдёте – зерно покупали за золото… Либединский возложил надежды на ЭВМ и мудрое 695-е решение (о хозяйственном механизме).
2 мая
Накануне Первомая Ще сидела в моей комнате и листала журналы «Англия» и «Гутен Таг», а я делал выписки из второго тома Мандельштама «Четвёртая проза», «Египетская марка», «Шум времени». Какое богатство ассоциативных рядов и связей! И такого гениального человека загубили. «И страшно жить, и хорошо», – восклицал Осип Эмильевич. «Мы стреляем друг у друга папиросы и правим свою китайщину…» Мандельштам – этот дервиш с гранитных набережных холодного Санкт-Петербурга, мечтал съездить на греческие острова Саламин и Лесбос… мечтал об эллинских цикадах… Не довелось. Разрешили съездить только в Армению…
О себе. Болит сердце, отдаёт в руку. Лечусь работой: начал делать второе расширенное издание своего Календаря. 56 страниц напечатал, а только ещё 7 января… Эта громадина давит меня, а бросить не могу: архиинтересно. А когда же придёт черед «голубушке прозе»?..