О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы

Карьерный рост? А в отделе, помимо меня, один человек – Кронский, в неизменной зелёной гимнастёрке, любитель цветов и литературы. Пишет постоянно рассказы и показывает всем. И отзыв один и тот же: ужасно! Но Кронский не падает духом и продолжает писать…

О каждом работнике журнала можно что-то вспомнить, но меня постоянно сдерживает пугающее слово: объём! Объём книги, который очень распухает (а виновата жизнь: длинная!..). В начале был упомянут художник Генрих Абрамович Рогинский. Он не писал рассказов, но был умён и остроумен. Однажды на какие-то денежные поборы в редакции театрально завопил: «Я не скуп! Я нищ!..» Это запомнилось…

«Треугольная груша» Андрея Вознесенского

Ещё одна дата, казалось бы, чужая: 20 августа 1962-го подписана в печать тонюсенькая книжка в мягком переплёте – Андрея Вознесенского «40 лирических отступлений из поэмы „Треугольная груша“», тираж 50 тыс. экз., цена 12 коп. Чужая дата, но книжечка эта стала одной из моих любимых с дарственной подписью Андрея.

В предисловии Андрей написал: «Я работаю над большой сюжетной вещью. Она – об „открытии Америки“».

Тогда это читалось с восторгом, а ныне – в декабре 2018-го – всё идёт к закрытию Америки, как главного врага России.

«Треугольную грушу» я читал и перечитывал, многие строки знал наизусть и совершенно не завидовал Вознесенскому, а, напротив, гордился, что я его знаю и мы вместе учились в 554-й школе, но в параллельных классах.

В памяти всё время всплывают отдельные строчки из его геометрической груши:

Открывайся, Америка!
Эврика!..
Обожаю
Твой пожар этажей…
В ревю танцовщица раздевается, дуря…
Реву?..

«Вы Америка?» – спрошу, как идиот…

Из монологов битников:

Бегите – в себя, на Гаити, в костёлы, в клозеты,
в Египты –
Бегите!
Нас тёмные, как Батые,
Машины поработили…

Пыхтя, как будто тягачи,

За мною ходят стукачи –
17 лбов из ФБР,
Бррр!..

Завораживая, манежа,

Свищет женщина по манежу!..
…Я к ней вламываюсь в антракте.
«Научи, – говорю, – горизонту…»

Я восхищался тогда Вознесенским, его умением жонглировать словами, находить неожиданные сравнения и создавать ароматные, пахучие строки. Даже о футболе: «А ударчик – самый сок, / Прямо в верхний уголок!»

Пройдут долгие десятилетия, и Андрей Вознесенский оценит мою первую книгу «От Рюрика до Ельцина» и на моём творческом вечере в ЦДЛ выскажет свою оценку своему школьному знакомцу: «Поздняя ягода».

У каждого своя Секвойя
Мы Садим Совесть Словно Сад, –

это опять Вознесенский. Да, совесть – ключевое слово в наш холодный циничный век. (Январь 2019 г.)

1963 год – 30/31 год. Очередной год в «СПК». Книжный запой

Дневник позабыт-позаброшен, и снова надо напрягаться, а что было в том далёком 63-м году? Пожалуй, начну с командировок, тем более сохранились какие-то беглые записи. Поездок было четыре.

Первая. Рязань (196 км от Москвы). А из Рязани – Ряжск (117). Май месяц. Природа неплоха, а в остальном – питание, удобства, развлечения – всё ужасно. И сразу вспомнились голодные студенческие годы. Гостиница грязная, по утрам нет воды, еда отвратительная. Но и в этих условиях «работал»: разговаривал с людьми, узнавал, что их волнует, всё записывал. Ездил в один из колхозов на мотоцикле (в качестве второго ездока) – 30 км. «Солнцу и ветру навстречу…» Тормошил вопросами руководителей колхоза и рядовых полеводов. А потом добирал материал в Рязани. В августовском номере вышел мой опус о директоре Ряжского райпотребсоюза Степане Пашуке. Заголовок ленинский: «Верным курсом идёте, товарищи!..»

В Рязани полюбовался Успенским собором (конца XVII века) и повторял слова поэта Кедрина о другом соборе: «Лепота!» Тогда, в 1963-м, не с чем было сравнивать: не видел прекрасных соборов в Кёльне, в Реймсе, в Шартре, Милане и т. д. И тогда не задумывался, что в России, по существу, всё вторично, кальки и подражания Западу…

В июле вторая командировка – Куйбышев (Самара, 1080 км). Ездил в паре с чиновником из Центросоюза, специалистом-заготовителем. Туда и обратно самолётом. Инспекция о готовности самарских заготовителей к заготовкам продукции от населения. Один день покрутились в Куйбышеве, повосторгались жигулёвским заводом, а дальше по районам: Ставрополь (ныне Тольятти), Колдыбань, Безенчук. О Безенчуке писали ещё Ильф и Петров:

– «Нимфа», туды её в качель, разве товар даёт? – при этом глаза мастера были ярко-жёлтыми и горели неугасимым огнём.