В последние часы я изнывал от удушья, а тут ещё из-за метеоусловий задержали рейс. Желающие поскорее улететь негодовали: «Там, где „Аэрофлот“, начинаются безобразия». Но главное: долетели до столицы нашей Родины благополучно. И на том спасибо!..
В ноябре был не только Челябинск, меня приняли в КПСС. Прошёл кандидатский стаж и вот приём. Без сучка, без задоринки, никто не спрашивал: сын ли я «врага народа»? Итак, партия. Почему вступил, зачем? Отвечу – по прагматическим соображениям: работал в печати, без партбилета никуда не двинешься. А идеология меня не интересовала, я жил по своим сложившимся внутренним убеждениям, почти христианским: не укради, не убий, не делай подлости, не будь ксенофобом и т. д.
Компартия после 1917 года выродилась, утратила свои революционные идеалы и превратилась в оплот партийно-государственной бюрократии. Верхушка правила, масса послушно подчинялась. Недаром КПСС расшифровывали как партию послушных и согласных. Верноподданничество было в основном показное. Недаром в фольклор вошли строки о благодарности партии за всё, что только есть:
Августовский путч 1991 года дискредитировал деятельность КПСС, партия рассыпалась, а с нею распался и Советский Союз. То, что осталось от коммунистической партии, ныне уже типичное не то, некая пародия на некогда могущественную структуру. Одна риторика при слабой воле… (1 февраля 2019 г.)
А как работалось в «СПК»? Заедало нудное редактирование и переписывание бездарных текстов. Спасали обеды в разных закусочных, кафе и иногда в ресторане «Узбекистан». Молодёжь резвилась: байки, шутки, анекдоты (сегодня мы говорим: приколы и троллинг).
А в стране? Мы жили своими делами и заботами, а государство, страна – своими и почти не пересекались. Мы остались равнодушны к 40-дневному визиту Фиделя Кастро в СССР, не очень взволновал полёт первой женщины Валентины Терешковой в космос (16 июня). Ну, и отклики на встречу Никиты Хрущёва в Свердловском зале Кремля с деятелями культуры. Мы – потребительская кооперация, сфера услуг, а не культуры. И руководящие указания первого лица летели мимо наших ушей. Я только вздрогнул, когда официальная критика набросилась на Александра Твардовского за его вышедшую в «Новом мире» поэму «Тёркин на том свете» и посчитала, что это «клеветнический пасквиль на советскую действительность». Искренность и правдивость – пасквиль? Опять ложь и приукрашивание?..
Линия власти и официоза отбивала охоту сочинять что-то самому, и я с головой уходил в чужие книги, в записи, в выписки, короче, в некий книжный запой. Об этом и поговорим и обязательно процитируем.
«Мамаша, обратите внимание на сына: удивительно способный мальчик, но какой ленивый», – записывал классный руководитель Титов в моём школьном дневнике. Ленивый – это реакции на двойки и тройки по некоторым предметам.
А этот «ленивый мальчик» увлекался всем, кроме неинтересных школьных занятий (а возможно, и педагоги были не те): в круг интересов входило многое: джаз, танцы, девочки, общение с более взрослыми знакомыми, футбол, шахматы, поэзия, книги разных жанров и направлений. Не листал и быстро перелистывал страницы, а читал внимательно и выписывал особо понравившиеся пассажи. А ещё составлял свою антологию поэзии мировых и русских поэтов, записывая их стихи в маленькие карманные книжечки. Иногда, как девочка, вкладывал в странички сорванные цветочки, и они, засохшие, хранятся до сих пор…
Первая такая книжечка в чёрной обложке была составлена по алфавиту с буквой «А» – Николай Агнивцев (в советской литературе никогда не упоминаемый) и его строки из французской истории:
А далее строки Апухтина, Николая Асеева, Ахматовой («Всё как раньше: в окна столовой / Бьётся мелкий метельный снег, / И сама я не стала новой, / А ко мне приходил человек…»), Багрицкий, Байрон, Бальмонт, Баратынский («Сердечным нежным языком / Я искушал её сначала…»), Беранже, Бернс («Могу!» – сказал Финдлей…»), Александр Блок (и, конечно, «Поэты»):