О судьбах народов и человечества

Не лучше выглядят и политики. У них формула такова: жизнь одного возможна лишь за счет смерти другого (или других). Иначе говоря, жизнь можно объяснить только действием закона джунглей. И не только в политике, но и экономике, где войны за право жизни называются «конкурентной борьбой». Впрочем, тут опять всплывает пахнущий смертью дарвинизм с его теорией «борьбы видов» и тезисом «выживает сильнейший». Стало быть, слабейший умирает. Сильнейших – единицы, слабейших – тысячи и миллионы. Значит, опять сплошная смерть. В огне двух мировых войн сгорело не менее 100 миллионов человеческих жизней. Разве это не подтверждает смертоносную логику политиков? – Нет, это только подтверждает только то, что Европа забыла Бога и отдала себя полностью во власть смерти. Европа вернулась во времена язычества, где в пантеоне богов бог смерти занимал самое видное место. В древнем Египте это был Озирис, в Древней Греции – Аид, в древнем Риме – Плутон или Оркус.

Упоминаемые святителем воспитатели, империалисты, революционеры также пропитаны духом смерти, который находит свое «научное» обоснование в дарвинизме и производном от него марксизме, ницшеанстве и прочих человеконенавистнических учениях. Воспитатели твердят молодым, что жизнь коротка, поэтому до момента смерти от нее (жизни) надо успеть взять все. Империалисты стали пользоваться термином «жизненное пространство». Мол, если не успеешь отобрать у кого-то это самое пространство, то тогда сам обречен на смерть. Уж лучше кого-то другого приговорить к смерти, отняв это самое «жизненное пространство». Одним словом, работает формула «Homo homini lupus est» («человек человеку волк»), которая была хорошо известна еще в Древнем Риме за тысячи лет до появления дарвинизма и теории эволюции. А революционеры? Каждый из них считает себя сверхчеловеком. По Ницше, право на жизнь имеет только сверхчеловек. Правда, почему-то никого из них не смущает, что автор этой теории (Фридрих Ницше) жил недолго, да и из отведенного ему на этой земле времени значительную часть провел в психиатрической лечебнице.

Заключает свои размышление о Европе как царстве смерти Николай Сербский следующими словами:

«Братья мои, смерть проросла через европейское человечество, как трава через [тело] обглоданного мертвеца. Трагедия Европы в том, что она отдала свою любовь царству смерти, которое считается вечным, но отвергла Царство вечной Жизни. Скрепила она пакт со смертью. А сочетав себя с ней, тут же привязала себя и к преисподней, переняв у ней все адские свойства: ложь и обман, грабеж и хищение, ненависть и убийство, высокомерие и тщеславие – и вообще весь могильный смрад. “Смерть, вечная смерть” – это по справедливости можно написать на всех вратах, на которых въезжают в Европу.

Но вы, сербы, – потомки косовских мучеников, погибших за Царство Небесное и за вечную Жизнь. А посему размыслите: пребудете ли вы отныне с Европой, союзницей смерти, или со Христом, Царем вечной жизни. Аминь» (с. 378–379).

Мы, живущие в России, чисто географически дальше, чем Сербия, от той Европы, о которой говорит святитель Николай Сербский. Но в душе многие наши соотечественники, наверное, где-то рядом с Европой или даже в ней. Думаю, что святитель своими грозными словами о Европе как «союзнице смерти» предупреждает не только сербов, но и нас, русских. Уж если в середине ХХ века святитель на въездных вратах Европы предлагал написать: «Смерть, вечная смерть», то сегодня такая вывеска уже жизненно необходима – подобно тому как на трансформаторных будках вешают предупреждения с изображением черепа и костей.

Европа как Вавилонская башня

…Вся жизнь в сей новой Вавилонской башне – это жизнь без просвещения, без радости, без смысла, без любви. Человеку остается лишь крикнуть: «Бегите с этой земли, оставленной Богом и проклятой Им!»

Святитель Николай Сербский.

Сербскому народу – из окна темницы

Европу ХХ века святитель Николай Сербский нередко сравнивал с Израилем (древним еврейским народом) накануне прихода в мир Иисуса Христа. Таким сравнением он хотел показать, что Европа как христианская цивилизация уже вошла в финальную стадию своего существования, подобно тому как евреи две тысячи лет назад в качестве избранного Богом народа доживали последние свои времена. Спаситель незадолго до Своих крестных страданий предрек судьбу Израиля: «Иерусалим! Иерусалим! Избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать чад твоих, как птица птенцов своих под крылья, и вы не захотели! Се, оставляется вам дом ваш пуст» (Лк. 13, 34). Вот и святитель много раз констатирует, что «Европейский дом» также опустел, Бог его покинул.