Такая позиция кажется мне здравой. Правда в том, что наши тела способны выжить лишь в узком диапазоне условий. По словам Маккиббена: «При температуре [выше] 35 градусов по Цельсию (95 градусов по Фаренгейту) и при влажности выше 90 % потоотделение замедляется даже в „хорошо вентилируемых условиях“, и люди способны прожить „лишь пару часов – конкретное время зависит от индивидуальной физиологии“»[131]
. Как бы ни впечатляли наши запасы изобретательности и стойкости, в какие бы пузыри дизайнеры одежды ни собирались нас когда-нибудь облачить в великолепном марсианском террариуме, какие бы знаменитости ни отправлялись с экскурсией на проверку невесомости в камере с нулевой гравитацией и как бы руководители «Гугла» ни пытались загрузить свое сознание в облако, мы не можем и не сможем избежать ограничений, составляющих параметры нашего смертного существования, таких как потребность в воде, питании, воздухе, крыше над головой и любви – и я не вижу поводов желать этого. Принятие таких ограничений и работа с ними, в отличие от надежды на освобождение от них посредством некого непредвиденного технологического решения, божественного вмешательства или прокля́того бугалу́[132], требует более рассудительного – некоторые скажут: более взрослого – понимания свободы. (Массуми: «От ограничений никуда не денешься. Ни одному телу не обхитрить гравитацию. Законы – часть каждого из нас, они неотъемлемо связаны с нашими идентичностями… Свобода всегда возникает из ограничений – их творческого преобразования, а не утопического побега от них».)Раскол между теми, кто жаждет бурить, детка, бурить, и теми, кто хочет предпринять немедленные действия в связи с климатом, зачастую изображается как борьба между теми, кто ценит свободу (мыслимую как свободу выкапывать что угодно, получать из этого какую угодно выгоду, потреблять что угодно и потакать всем своим сиюминутным прихотям), и теми, кто ценит обязательство (мыслимое как долг быть хорошими распорядителями Земли, ответственно сожительствовать с миллионами форм жизни, чья судьба связана с нашей, и думать о благополучии будущих поколений). Проблема этой бинарности в том, что она рискует свести «обязательства» до задиристой морали, а «свободу» – до подлого и корыстного гедонизма. Ни то, ни другое не поможет нам поймать момент, когда нам придется отбросить наиболее изжившие себя – и токсичные – тропы и мифы о свободе или экспериментировать с ее новыми итерациями. Например, мы могли бы представить
Кроме того, переосмысление свободы в контексте изменения климата заставляет нас задуматься о том, как само это понятие – подобно всем понятиям, которые время от времени занимают человеческий разум, – было сформировано не только феноменами, созданными человеком (рабством, технологиями, различными формами государственного управления и так далее), но и нечеловеческими материалами и силами, с которыми мы, сознательно или нет, находились в партнерстве. Здесь нам пригодится эссе 2009 года «Климат истории: четыре тезиса», автор которого, историк Дипеш Чакрабарти, предлагает нам взглянуть на всю современную историю свободы в ее геологическом контексте: