О том, почему с нами происходят «случайные» события. Таинственное и непостижимое действие Промысла Божия в окружающем нас мире и в жизни каждого чело

Представьте себе существо, которое вместо того, чтобы распахнуть свои крылья, сворачивает их, вместо того, чтобы подняться в высоту, добровольно стелется по земле, которое не находит это прокрустово ложе слишком узким и, наоборот, привыкает к нему и чувствует себя свободно. Представьте себе бессмертное существо, которое не развивает своих бесконечных сил, но крепко пристает к земле, все уходит в земную жизнь и стоит под грозной опасностью дойти до бесчестия, до гибели. Как же Богу не прийти на помощь? Если человек не чувствует узких границ земли, как же Богу не придвинуть его к этим границам, чтобы он их почувствовал? Как не дать ему горя, чтобы он поднял голову к небу? Как не вырвать ножа из рук этого ребенка, если он играет с безумным легкомыслием на краю пропасти? Почему Богу могучим порывом отцовской руки не унести его от этой пропасти, в которую он сейчас упадет? Почему, наконец, если человек болен, Бог, Который для него отец и мать, не отдаст его в руки хирурга? И почему человек, после таких действий над ним Божьей воли, сперва оглушенный страданием, ослепленный своими слезами, не воскликнет потом: «Отец, Ты поступил хорошо!»

Вот смысл страданий, главная, первая основа Божественного врачевания.

Под кущами рая царствовала только одна любовь. Эта любовь делала лучшее и большее, чем делает теперь страдание. Страдание просвещает душу, страдание облагораживает и очищает, страдание возносит сердце горе. Но все это делает любовь, делает скорее и прочнее, и, если бы человек не пал в райских обителях, если бы вместо этой легкой искры, которая в нас тлеет, мы сохранили живое пламя первоначальной любви, — мы не знали бы страдания. Через страдание нам придано Божественное крыло, но в ту минуту, когда мы погружались в материю, Своей благостью Бог дал нам страдание в помощь.

Страдания возносят душу к Богу

Земля тесна, слишком тесна для бессмертного существования. Она меня постоянно оскорбляет и угнетает; как каторжник, я хожу на ней с тяжелым ведром на ногах. Всякий день мои шаги становятся все тяжелее, мои движения стесненнее, моя голова склоняется все угрюмее, все во мне говорит даже помимо Слова Божия, что я не создан для земли.

Люди, мои жизненные спутники, доказывают мне это еще лучше: на всяком шагу они мне изменяют; когда я хочу опереться на них, они гнутся, как тростник, и ранят меня. И, увы, даже лучшие из них, те, которых называют друзьями, не оказывают мне больше верности: их или похитила смерть, или я надоедаю им своими недостатками, или мое горе гонит их от меня. Сколько из них сблизилось со мной душой, но смерть жестоко оторвала их от меня! Сколько с надеждой подходило к моему сердцу, но нашло в нем холодность и себялюбие и, сильно разочаровавшись, отошло! Сколько других я искал в те часы, когда мне надо было приклонить голову на плечо друга, и не мог найти! Как мало человек способен к глубоким качествам дружбы, и как верно это печальное слово Премудрого: нет ничего столь редкого, как истинный друг!

Все куда бы ни шло, если бы только дружба изменяла! Обманувшись в ней, оскорбленный жизнью ищет себе другой утехи; говорит себе: найдешь что-нибудь другое, привязанность более нежную, более глубокую, более бескорыстную, и в ней забудешь все остальное. И тогда человек мечтает о существе, которое Бог как бы создал для этой благородной роли любить и утешать.

Человек видит, что Бог создал это существо для него; он радостно трепещет и отходит от алтаря, где он дал этому существу свою руку, помолодевшим, с обновленными силами. Но увы, увы! Мужчина ли изменяет этой мечте, или женщина, изменяют ли они оба, или Бог пожелал, чтобы эта мечта оставалась лишь мечтой на земле, чтобы поднять глаза наши к небу, как бы то ни было, мечта эта непродолжительна; даже в лучших, связанных большой любовью людях эта мечта не держит своих обещаний. Что же сказать о других, что же сказать об очаге, от которого остался только холодный пепел, и о том, на котором пламя и не горело, или о том, где оно горело светло и жарко, но где безжалостная смерть загасила факел! И вот из опустошенной семьи спасаются, как спасаются от погасшей дружбы, бросаются в более живую жизнь, шумную жизнь, чтобы забыться. Но только как вы приступили к общественной деятельности, вас преследуют страсти, за вами гонится клевета; вы собирались узнать людей — и вы их узнали: и возвращаетесь в свое собственное одиночество с разбитыми иллюзиями и с душевным страданием.