О верности крыс

Он отправил человека найти хлеба и молока или бульон и сел сам на пороге комнаты, глядя вниз, вдоль лестничного пролёта. В доме было тихо и спокойно, будто и не хрипел в агонии за стенами разрушенный, растоптанный город. Город, в котором не останется к утру ни одного — как это по-зангски? "Вернаццеши", жители Вернаца. Не останется к утру на этом свете "вернаццеши", кроме редких счастливчиков, которым по случайности удалось сбежать. И сложно сказать, такое ли уж это счастье — жить где-то, зная, что твой город спалили дотла, чтобы выстроить на его месте другой, пусть и похожий на прежний издали. Но жить в нём будут чужие люди, говорить на чужом языке, плясать чужие танцы под чужую музыку и воевать с твоей страной. Тебе этого не забудут, Иера, и не простят. Хотя — для того ты это и сделала, чтобы запомнили, да? Чтобы принимали всерьёз. Зачем, когда настолько удобней — чтобы принимали за марионетку? А прощения ты никогда и не думала просить. Ты нарочно делаешь из безликой Лэнрайны ол Тэно — нового Хада ол Джашье, Великого, ужас и гордость Равнины, да? Как кричала эта старуха-вернаццеши: "Реда!" Эттей, больше похожее на проклятие. Когда ты смеялась последний раз, Иера? По-настоящему, без особых причин, просто потому, что жизнь этого стоит?

— Лорд герцог?

Ол Нюрио поднял голову. Вернулся посланный за едой.

— Вот…

— Хорошо, — сказал Дзой. — Иди отдыхать. Завтра будет долгий день.

— Да, лорд герцог. Спасибо.

"За что спасибо-то?" — подумал Дзой, вставая и возвращаясь в комнату. Положил принесённую сумку на стол, рядом с жестяной кружкой, из которой выглядывал огонёк изрядно сгоревшей свечи. Дзой шагнул обратно к двери, прикрыл её и вернулся к столу. Развязал сумку, вынул два меха — с молоком и с вином, как оказалось, — хлеб в белой тряпице, немного холодной баранины. Удивился сначала, потом сообразил, что мясо предназначалось для него. Глянул влево — ол Каехо не спал, следил за ним скучающим взглядом.

— Есть будешь? — спросил Дзой.

— Пить буду, — сказал Хриссэ.

Дзой помог ему сесть и дал молоко с хлебом. Странно себя чувствовал, сидя за столом с мясом и вином, когда ол Каехо осторожно глотал молоко. Потом отчего-то взялся прибирать на столе, хоть и понимал умом, что не герцогское это дело.

А герцог, собственно, и не прибирает, — недобро подумал он вдруг, это кухаркин племяш прибирает, герцог, вон, отдыхать изволят…

Он глянул коротко на отдыхающего. Того бил озноб. Дзой аккуратно завернул оставшийся хлеб и пошёл за лишним одеялом.

— Я одного не понимаю, — сказал он, укрыв пыльника, и снова замолчал. Это была, разумеется, неправда. Не понимал он очень многое. И то, о чём хотел спросить, не было даже в числе главных неясностей.

— Ну?

— Зачем ты так долго терпел? — Дзой запнулся и продолжил быстрее, пока не передумал спрашивать: — Ты же затем туда и пошёл, чтобы выдать им фальшивый план. Ты мог сделать вид, что сломался, гораздо раньше. Зачем было…

— Хк-кхм, — сказал Хриссэ. Дзой скривился, решив, что спрашивать явно не стоило.

— Хотя это не моё дело, — сказал он и отвернулся к столу, зажигая зачем-то новую свечу, хотя пора уже было тушить свет и ложиться спать.

— Не твоё, конечно, — усмехнулся пыльник. Дзой равнодушно пожал плечами, снял куртку, сел на свою кровать и стянул сапоги. Подумал, решил, что свечи можно и оставить на случай если придётся вскакивать посреди ночи. И лёг.

— Я и сделал вид, что сломался, гораздо раньше, — сказал Хриссэ из-за стола. Чтобы распознать его сип, приходилось вслушиваться. — Сломаться было несложно: Тшеза — отличный дознаватель, настоящий мастер. Про атаку через Цонг я ему выдал ещё дней десять назад. Кажется. Тебе, пожалуй, лучше знать: вы же отслеживали, когда флот пойдёт к югу? Узнав, что было нужно, Тшеза взялся за дело не по приказу, а по зову души. Очень талантливый дознаватель. Заметь: он ведь даже ещё не начал меня калечить! Надо будет позаимствовать у него пару приёмов и пригласить как-нибудь в гости.

— И ты ничего не выдал, — тихо сказал ол Нюрио. Ему, откровенно говоря, было стыдно. В конце концов, Хриссэ всегда казался ему последним, от кого можно ждать верности чему бы то ни было.

— Выдавать было совершенно бесполезно, — равнодушно сказал Хриссэ. — Говорю же: Тшеза работал не для начальства, а для души. К тому же, если бы я рассказал наши настоящие планы, у Занги резко выросли бы шансы на победу. А у меня — шансы на то, чтобы остатки меня несколько месяцев спустя сожгли на тюремном заднем дворе. Он бы меня сломал. Не сразу, но точно сломал бы. Ему просто не хватило времени. Говорю же: очень талантливый человек.

Ол Нюрио молчал. Иера была права, как всегда. Мысли она, что ли, читает у всех подряд? Хотя это не мысли знать надо, это надо знать, по какой логике они появляются. В случае с пыльником и мысли его сложно было втиснуть в нормальную картину мира, не то что поверить, что у него есть какая-то логика.

— Интересно, — сказал Дзой чуть погодя, — ты хоть раз в жизни делал доброе дело, не притворяясь, будто руководствуешься только выгодой, а не честью?