— На завтра сможешь подготовить доклад? Выбери те машины, о которых точно знаешь, что будут работать. Такие, которые ты можешь построить. Материалы и рабочие будут.
— Какие?.. Построить?.. Кому доклад?..
— Мастеру Джатохе. Примерно на четверть часа.
Доклад этот получился существенно длинней, и место для него было не самым подходящим. Назавтра Джатохе пригласили на имянаречение к младшему сыну ол Мессаре. Доклад Оней в связи с этим читал в одной из комнат счастливых родителей, устроивших по случаю имянаречения многолюдный приём. Мастер, разумеется, облюбовал для общения самую жаркую из доступных комнат, и Оней в итоге счастлив был сбежать, совершенно замученный и вопросами, и жарой. Последнее в весенний свежий вечер особенно раздражало. Мастер же был вполне благодушен и деятелен, уничижительных отзывов об Онее с его машинами не делал, отчего ол Баррейя в кои-то веки заподозрил, что от Онея может быть не только вред, но и некоторая польза родительскому самолюбию. Засим о-Баррейю отправили домой, тэрко изложил положение в армии, и на этом приятная часть беседы завершилась.
— Откуда информация? — резковато от неожиданности спросил ол Баррейя. Мастер сложил пальцы домиком.
— От людей Гвера. Да и до меня доходили слухи. Вероятнее всего, за луну-другую они дойдут до Эрлони, если ничего не предпринимать.
— Но это крайне маловероятно.
— Отнюдь. При смене династий чудесно выжившие наследники множатся, как грибы в сыром лесу. Информаторам Гвера удалось увидеть бумаги об имянаречении, заверенные клириком Нори-ол-Те. По этим бумагам ребёнок, которого предъявляют в Рикола, — Таннир ол Истаилле. С подобающей случаю историей о доброй кормилице, подмене младенцев и доблестных защитниках императорской крови.
— Фальшивка?
Джатохе улыбнулся, постукивая пальцами и пальцы.
— Кажется, ты в подобных случаях говоришь: это несущественно.
Ол Баррейя помолчал, прошёлся по комнате. Мастер следил из-под бровей.
— Что вы полагаете предпринять?
— Почему же "полагаю". Я уже работаю над этим. Ребёнка найти и беречь, а слухи пресечь в зародыше. Я полагаю, поддержка Святейшего Мастера стоит того, чтобы немного отсрочить официальное предъявление наследника.
Ол Баррейя остановился и остро глянул на Мастера.
— Поддержка?
— Ребёнок пока мал. А ол Тэно пока не слишком мешает. Но однажды с Её Величеством может приключиться беда, и в такое смутное время законный наследник ол Истаилле пришёлся бы весьма кстати. Гвер займётся тем, чтобы его безопасно переправили в Лаолий.
В целом же ситуация на Внутреннем море нормализовывалась, если не считать растущих антиимперских настроений в Рикола. Если считать — ясно становилось, почему Мастер активно взялся продвигать проект, по которому Империи следовало закрепиться в злополучном Вернаце. Флот растёт, а портов всего ничего, и лишь один из них не в Рикола.
Зато с Зангой стало существенно проще после того, как где-то на юге при странных обстоятельствах погиб Аджувенгор. Зангские города охотно грызлись и при нём, теперь же для них исчезла последняя причина держаться вместе. Зато возникла бы отличная причина рваться на вакантное место столицы, будь у Занги меньше военных врагов. Пока с юга её рвали Кадар с Дазараном, отвлекаться на условно мирную Империю и пока дружественный Лаолий Занге было совершенно не с руки. На этом основании купцы всех заинтересованных сторон судорожно делали деньги в намерении сбежать с этими деньгами, как только окончательно запахнет палёным. Пока же на зангско-имперской границе кипела бурная экономическая жизнь. Купцам и банкирам, по большому счёту, совершенно неважно, кто владеет Вернацем, если этот кто-то не мешает людям работать. На перекрёстке морских дорог в ходу самые разные монеты и самые разные системы мер, а потому здесь разворачивается широчайшее поле деятельности для всякого ухватистого человека. Скажем, арнакийский локоть очень удачно отличается от лаолийского, если при покупке мерить ткань первым, а при продаже — вторым. А уж сколько можно выгадать, меняя имперские сребрики на дазаранские золотые джинди, а джинди потом — на лаолийские олеты… Вернац оправился и забурлил на удивление быстро. Городу всё равно, кто заполняет его улицы, доки и причалы, город переделывает всех под себя, равнодушно пропуская мимо сознания людскую уверенность, что это люди что-то решают.