О Владимире Ильиче Ленине

Трудно было Владимиру Ильичу и Надежде Константиновне после кипучей работы во время революции вновь привыкать к жизни за границей, надо было после поражения революции не хныкать, не поддаваться тяжёлым настроениям, а думать о том, как готовиться к новым боям. Надо было определить линию партии, продумать, каким путём идти.

Сначала жили в Женеве, в Швейцарии, потом через год переехали в Париж. Владимир Ильич засел за книги, целые дни проводил в библиотеке.

Заниматься в Париже было очень неудобно. Национальная библиотека была далеко. Ездил туда Владимир Ильич обычно на велосипеде, но езда по такому городу, как Париж, не то, что езда по окрестностям Женевы, — требует большого напряжения.

Осенью мы переменили квартиру, поселились на глухой уличке Мари-Роз, — две комнаты и кухня, окна выходили в какой-то сад. «Приёмной» нашей теперь была кухня, где и велись все задушевные разговоры.

Сейчас в этой квартире французские коммунисты создали Музей В. И. Ленина.

С осени у Владимира Ильича было рабочее настроение. Он завёл «прижим», как он выражался: вставал в 8 часов утра, ехал в Национальную библиотеку, возвращался в 2 часа. Много работал дома. Я усиленно его охраняла от публики. У нас всегда бывало много народу, была толчея непротолчённая. Приезжавшие из России с воодушевлением рассказывали, что там делается.

Живя мыслью о России, Ильич в то же время внимательно изучал и французское рабочее движение. Особенно внимательно наблюдал Ильич предвыборную кампанию. В ней всё тонуло в личной склоке, взаимных разоблачениях, политические вопросы отодвигались на задний план. Только некоторые собрания были интересны, понравилось выступление Вайяна. Старый коммунар, он пользовался особой любовью рабочих. Запомнилась фигура высокого рабочего, пришедшего с работы, с ещё засученными рукавами. С глубочайшим вниманием слушал этот рабочий Вайяна. «Вот он, наш старик, как говорит!» — воскликнул он. И с таким же восхищением смотрели на Вайяна двое подростков, сыновей рабочего. Но не везде ведь выступали Вайяны. А рядовые ораторы крутили, приспособлялись к аудитории: в рабочей аудитории говорили одно, в интеллигентской — другое.

Любил Ильич ходить в театр на окраины города, наблюдать рабочую толпу.

Любил ещё наблюдать быт. Куда-куда мы не забирались с ним в Мюнхене, Лондоне и Париже! Он хотел видеть жизнь немецкого, английского, французского рабочего, слышать, как он говорит не на больших собраниях, а в кругу близких товарищей, о чём он думает, чем он живёт.

Владимир Ильич связался с Лафаргом, зятем Маркса, испытанным борцом, мнение которого он особенно ценил. Поль Лафарг вместе с своей женой Лаурой, дочерью Маркса, жили в 20–25 верстах от Парижа. Они уже отошли от непосредственной работы. Помню, раз ездили мы с Ильичём на велосипедах к Лафаргам. Лафарги встретили нас очень любезно. Владимир стал разговаривать с Лафаргом о своей философской книжке, а Лаура Лафарг повела меня гулять по парку. Я очень волновалась — дочь ведь это Маркса была передо мной; жадно вглядывалась я в её лицо, в её чертах искала невольно черты Маркса.

Ильич ездил повидаться с матерью и Марией Ильиничной в Стокгольм, где и пробыл десять дней. Последний раз видел он в этот раз свою мать, предвидел он это и грустными глазами провожал уходящий пароход. Когда в 1917 году он вернулся в Россию, её не было уже в живых.

В 1911 году к нам в Париж приехал арестованный в Берлине в начале 1908 года с динамитом в чемодане т. Камо.