О войне города Парижа с норманнами

Тогда они поднесли к дверям огонь – находящийся под попечением Вулкана – в надежде таким способом покарать мужей и захватить башню. Устроили ужасный костёр, страшный дым которого скрывал облака от воинов и почти на час крепость исчезла под смоляными тенями[81]. Но наш сострадательный Господь не пожелал, чтобы мы долго переносили это испытание, и приказал тёмной туче повернуться против народа, который её породил. Марс, охваченный неистовством, старался царить всё сильнее. Вот два знаменосца устремляются сообща к благословенному городу. Оба держат по копью и взбираются на башню; их окрашенные шафраном знамёна с огромными вырезами придают датчанам устрашающий вид[82]. Сотню из них, из чьих тел сотня проворных стрел катапульт[83] изгнала с кровью жизнь, утащили за волосы, возвратив к их логовищам и лодкам. Затем умер лемносский хромец, превзойденный великим Нептуном: пролившаяся влага смочила опустошенное пожаром. Поражённый в бою жестокой стрелой, выпущенной пагубным племенем, там же испустил дух счастливый воин Роберт[84], тогда как из простого народа, с божьей помощью, немногие погибли. Но всё же, покрасневшие от стыда, подобные дерзкому волку, который, не сумев схватить никакой добычи, возвращается в глубину чащ, враги потом обратились в тайное бегство, оплакивая триста своих, полученных Хароном бездыханными. Наступившая ночь прошла в усердном излечении ран башни. Эти две битвы произошли за три дня до того, как морозный ноябрь, дойдя до предела своего бега, уступает последний период года декабрю[85].

[отражённые датчане опустошают поля] Стихи 172-204

В то время как солнце изливало свои красно-желтые лучи на небо, датчане обходят по берегам Сены область преподобного Дени и трудятся недалеко от круглой церкви святого Германа над обустройством лагеря из округлых валов, в которых были перемешаны сваи, кучи камней и земля[86]. Затем эти кровожадные, кто конный[87], кто пеший, прочесывают холмы и поля, леса и открытые равнины с деревнями. Они предают смерти младенцев, детей, молодёжь и убелённых стариков, равно как и отцов, и детей, и их родительниц. Мужа режут перед глазами его супруги, и жену умерщвляют на глазах у мужа, дети гибнут в присутствии своих отцов и матерей. Раб получает свободу, свободный попадает в рабство; слуга становится хозяином, хозяин, напротив, становится слугой. Виноградарь с земледельцами, как и все виноградники с землёй, испытали бич жестокой смерти. Отныне Франция в горе, поскольку хозяева и слуги её покинули. Нет больше радовавших её героев, и слёзы её орошают. Нет больше дома, твёрдо управляемого живым хозяином. Разграбляются богатые сокровища этой обильной земли. Кровавые раны, грабежи, в ходе которых срывается всё, чёрные убийства, пожирающий пламень, повсюду одинаковое неистовство. Валят, раздевают, отнимают, жгут, опустошают; страшная когорта, запятнанная кровью фаланга, жуткий монстр. Они могут без промедления делать всё, что хотят, потому что им предшествует их кровавый образ. Обращаются в бегство и смиренные долины, и прежде надменные Альпы. Вооружённые все разом бегут в рощи в благоразумном стремлении спастись. Никто не остается на открытом месте, все бегут. Увы! – Никто не сопротивляется. Так они захватывают столько, сколько смогут, убранство прекрасного королевства, так уносят на корабли имущество обильного региона. Однако, посреди ужасных сражений, неустрашимый Париж стоял и держался, смеясь над метательными снарядами, падающими вокруг него.

[об измышленных датчанами машинах] Стихи 205-223

Между тем, датчане взялись сооружать и ставить на дважды восемь колес (удивительное зрелище) невиданных монстров, сколоченных триадой. Они были сделаны из огромных дубов, и на каждом лежал таран, покрытый высокой крышей[88]. По бокам тарана, в закрытых кожаных пазухах вроде внутренностей, по слухам находились шестьдесят мужей в шлемах. Однако им удалось построить только одну машину довольно обширной формы. Заканчивали вторую и работали над третьей, когда дротик с башни, умело выпущенный с тетивы баллисты[89], одним ударом сразил двух мастеров. Так им первым пришлось испробовать блюдо, которое они готовили для нас. Вскоре, смертельно раненая единым ударом, свирепейшая пара скончалась. И еще они высоко на опорах подняли тысячу палаток, покрытых шкурами со спин и боков молодых быков. Каждая из них была в состоянии укрывать как щитом трёх или четырёх[90] мужей; латинское перо называет их pluteos [осадные щиты] или crates[91] [плетёнки]. Ночь не позволила ни отдыха, ни сна. В спешке, они точили, чинили, ковали стрелы, готовили щиты и приводили в исправность старое оружие.

[повторно штурмуют башню] Стихи 224-248