О войне города Парижа с норманнами

[2] Изложив мотив этого послания, стоит, думаю, осведомить о двух причинах, по которым я решился предпринять эту работу: первой было желание найти в ней упражнение (так как я был тогда скромным учеником в дисциплине словесности и только-только приступил к эклогам Марона [Виргилия]); другой – намерение оставить долговечный пример тем, кому придется позаботиться о других городах. Что до остального, я придаю большое значение тому, чтобы твоё благосклонное милосердие – так же, как и других читателей, - знало, что если я приложил старание к этой книге стихов, то это не для того, чтобы меня считали поэтом. Здесь не найдут никаких вымыслов из тех, которые находят у великих поэтов. Я нигде не соединял в звуках своих песен фавнов и диких зверей в таких играх, каким предавался Силен; я никогда не заставлял старые дубы потрясать своими вершинами[38]; никогда ни птицы, ни леса, ни камни, привлеченные сладостью моих песен, не устремлялись к моим ногам; я никогда не умел переливами, подобными Орфеевым, отнимать у Орка либо иных божеств души, погруженные в сумрак Тартара[39]. Более того, если бы ко мне пришло желание предпринять такие начинания, преуспеть в них не было бы в моей власти. Я не претендую, следовательно, на звание поэта; моя работа не содержит поэтического вымысла; хоть бы Бог помог моим слабым способностям!

[3] Я распределил по трём книгам свои строчки, поделённые регулярным размером ради просмотра и слуха. Две из этих книг повествуют как о блестящих боях за город Париж, чьим королем был Эд, так и о чудесах поразительных, но все еще не слышанных другими в иных местах, совершённых в особенности моим главным героем Германом, знаменитым епископом того самого города[40]. Что до последней книги, завершающей троицу, она чужда этой истории[41]. Занимая мало места, она предназначена специально для священнослужителей[42], подобает их состоянию и должна понравиться эрудитам, которые стараются умножить глоссы в своих сочинениях. Аллегория сверкает там время от времени для забавляющихся ею, и я стараюсь прояснить в глоссах, написанных моею собственной рукой, иногда непонятные слова.

[4] Кроме того, я выбирал такой размер стихов для всей своей работы, в который их очень редко облекал, и может быть по невежеству, но скорее по забывчивости, некоторые из них остались не вполне сформированными, и я умоляю, когда ты их прочтешь со своими старательностью и умением, придай им должный размер. Стих из пяти стоп и из семи, после третьей трохей, позволяя из-за их сходства через всё бежать цезурам[43]; хотя есть немногие места, где используется буколическая цезура[44]. Что касается диерезы и эписиналефы, которые изгоняют обычное использование поэзии, я не часто ими пользовался[45]. Итак, благодаря ниспосланной божественной помощи, это всё, что мои способности смогли произвести. Что еще сказать? Все мои стихи каталектические[46]. Кроме того, многие полезные вещи будут представлены читателю. Не стоит думать, однако, что эта работа была предпринята с иной целью, кроме как почерпнуть полезные поучения у твоей опытности, дорогой брат, и всех других знатоков поэзии, в руки которых попадет эта книга. Что до малых дактилических стихов в три стопы[47], которые предваряют мою поэму, они сами объявляют о своей цели, но не были выслушаны. Впрочем, благосклонность, которой их не удостоил учитель[48], не заслужат ли они у тебя, брат.

Радостей и почестей тебе, как лучей у Феба,
До конца концов, и в Боге скрыт конец всего.

Дактилические стишки учителю.

О достопочтенный учитель Эмуэн, чьё благочестие столь сияет, достойный небесных почестей, тебя твой ученик, смиренный Аббон, целующий твои стопы и пальцы твоих рук, настойчиво умоляет: прими этот виноград, хотя еще зелёный, плоды твоего виноградника. Пусть он краснеет от твоего полива и в лучах твоего тепла. Этот виноградник ты не прекращаешь, прославленный, собственноручно насаждать, вскапывать и обрезать. Пожелай же теперь, чтобы эти плоды блистали, орошенные дождём с одной стороны и согретые лучами с другой. Умоляю, пролей на них твой столь сладкий мёд, так как поистине эти гроздья и эти лозы принадлежат тебе. Я породил эти плоды ради Парижа. Благородный и почтеннейший город пожелал, чтобы я представил тебе его войну. Пусть молва о его знаменитых победах, разлетевшись по всей вселенной, поднимется до небес, и пусть его слава блистает во всех местах, вознесённая твоим ртом.

Война города Парижа

Песнь I

[КНИГА ПЕРВАЯ] Стихи 1-19