О вражде и хорошей газете за завтраком (СИ)

Она задыхалась от ярости, но больше не повысила голос, шагнула от него назад, затем ещё раз, и ещё, пока наконец не смогла убежать подальше от его взгляда. Знакомое чувство той самой боли вспыхнуло в её разуме, чужое, не её. Оно не могло принадлежать кому-то другому, только не в их мире, так не бывает. Гермиона не может чувствовать Малфоя каждой клеточкой своего тела, что сводило мышцы.

Грейнджер хлопнула дверью туалета, не заботясь о замке, уперлась руками в холодный мрамор. Она задыхалась, так сильно, что её легкие словно стянули колючей проволокой, но слёз не было, они отказывались течь по щекам вниз протестуя.

Не ломайся, не позволяй себе, не смей показывать никому своих страданий.

— Уходи, просто, пожалуйста, исчезни. Я не хочу знать ничего, ни твои планы, ни то, как ты сожалеешь, — всхлипнула Гермиона на первый же звук шагов за её спиной.

— Я не сожалею о том, что сделал, — честность, рвущая на части искренность, о которой никто не просил.

— Тогда тем более убирайся, — она посмотрела в свое отражение, туда, где стоял Малфой у двери, щелкая замком — отрицательный ответ на её просьбу, приказ. — Зачем всё это? Чего ты хочешь, Драко?

— Тебя.

Гермиона уставилась на него в зеркале, словно видела в первый раз. Настолько сильным было её удивление, что она сжала край столешницы не в силах сказать ни слова. Малфой застыл вместе с ней, ожидая любой реакции. Он ждал, что она закричит, что возмутится, и не удивился бы этому, даже осудить не смог бы, ведь прекрасно понимал, что сделал. Не жалел, но осознавал.

Она просто смотрела. Так, что у него сердце крошилось на осколки, сколько в этих глазах было горечи и отчаяния.

— Я понял это, когда потерял тебя, — наконец добавил Драко куда более тихо, почти в пустоту. — Я не жалею о том, что сделал в общем. Но я сожалею о том, что сделал с тобой. Я не назову свои поступки ошибкой, потому что они привели к тому, на что я рассчитывал, но видеть то, как ты страдаешь и слышать об этом, оказалось выше моих сил. И я не могу видеть, как ты грубишь мне, потому что это разрывает меня изнутри каждый раз как в первый. Я был неправ лишь в одном, Гермиона, я не сказал тебе. Не сказал очень многого.

Грейнджер сглотнула, но так и не ответила, она не знала правильного ответа на это. Драко не остановился, даже не получив ничего от неё.

— Я не манипулировал тобой. С первой близкой встречи я понял, что не могу. Ты сидела на моей кухне, искренне смеясь, улыбаясь, раскрываясь для меня, и все мои мотивы тогда просто рассыпались. Я не смог даже выпытать у тебя толком ничего. То, с каким восторгом и доверием ты рассказывала мне о моих же собственных недостатках, стремясь помочь, это уничтожило меня. Никто никогда не пытался сделать это так.

Она опустила голову вниз, горячие, горькие слезы потекли по щекам, капая на ладони.

— Всё, что я делал для тебя, было по-настоящему. Мне нравится твое общество, мне нравится смотреть, как твои щеки краснеют, и ощущать, как сбивается дыхание. Всё, о чём я мог думать — как сильно мне хочется поцеловать тебя, защитить тебя от всей жестокости, в которую ты сама же шагнула. Я подкупил экспертизу, они и так ничего не нашли, но это неважно, я сделал всё, чтобы ты вышла из этого с поднятой головой. Я не соврал, сказав, что ты отказалась сама и что ты общалась со мной, это не было враньем. Я соврал об одном, — он задержал дыхание, закрыл глаза на несколько секунд, переводя дыхание. — О том, что я никогда ничего к тебе не чувствовал.

— Тебе следовало сказать всё это раньше, — упрек, который всё ещё не оправдывал его. Сухой факт.

— Ты бы выставила меня, — как всегда справедливо заметил он, тяжелый вздох разрушил только наступившую неловкость. — Ты можешь злиться, Грейнджер, и я понимаю, почему ты будешь это делать. Но когда, и если вдруг, твоя злость закончится, я готов выслушать каждый твой крик и стерпеть каждый твой выпад или удар.

Это не те извинения, которые помогали, они не склеивали разбитую вазу, только постепенно аккуратно перекладывали кусочки фарфора на стол, чтобы приняться за долгую и кропотливую работу. Гермиона боялась снова посмотреть на него и увидеть то, что чувствовала сама, но все-таки она выпрямилась, развернулась, чтобы больше не говорить с отражением.

Она вспомнила едва ли не самые первые свои слова ему, когда он пытался подкупить её. Сейчас он тоже пытался, но уже по-другому, не деньгами, не положением — искренностью. Слов ей было недостаточно, никакие красивые фразы не вернут ей доверие, которое она ему отдала всё целиком.

— Однажды, Драко, ты вспомнишь эту ситуацию и ты не поступишь так с кем-то ещё раз. Но я не позволю тебе снова играться со мной.