О западной литературе

Воспоминания Белинды имеют более предметный характер. Она повествует, что ее сестра находилась в полной сексуальной зависимости от Грина (о чем свидетельствует и предельно «постельный» тон любовной переписки), рассказывает о том, как писатель водил их обеих «на экскурсию» в бордель, а у себя дома показывал альбомы с порнографическими открытками; наконец, по ее словам, Грин специально для Кэтрин написал непристойный рассказ под названием «Издано ограниченным тиражом». После чего – еще прямо на Капри – принялся сочинять роман о том, как Кэтрин бросит его, заключив сделку с Богом.

Замысел (а впоследствии и роман) оказался в известном роде пророческим. Расставшись с Грином (вернее, прервав интимную близость с ним – дружить они так и не перестали), Кэтрин впала в своего рода религиозное помешательство, осложненное алкоголизмом. Или, если угодно, стала алкоголичкой на религиозной почве.

Ее собутыльниками были иезуиты и доминиканцы, которым Кэтрин предоставила стол и кров и с которыми ночами напролет вела пьяные религиозные диспуты.

Сэр Гарри оставался с нею до самого конца, а когда она умерла (в 1970 году), написал прочувствованное письмо Грэму Грину, призывая бывшего возлюбленного новопреставленной жены не испытывать угрызений совести, потому что «Вы дали Кэтрин нечто такое, чего не смог ей дать никто другой, – Вы привили ей любовь к чтению». Странноватый, конечно, эпилог для одного из «романов века», но во всей своей двусмысленности, чтобы не сказать непристойности, весьма характерный для Грина – человека, католика и писателя.

Возможность сопоставить эту – фактическую – историю с тою, что поведана в «Конце одного романа», мы предоставляем читателю. От себя же отметим лишь одно немаловажное обстоятельство: любовь небесная как эрзац любви земной или же любовь земная как эрзац любви небесной – так, на подчеркнуто автобиографическом материале, ставит вопрос Грин. Начиная с «Конца одного романа» он не то чтобы смягчается, но переключает эмоциональный регистр. На смену былым религиозным сомнениям, граничащим с богоборчеством, приходят поиски самопальных доказательств бытия Божьего; правда, доказательства, мягко говоря, еретические: здесь, как и в романе «Ценой потери», бытие Божье доказывается от противного.

В сентябре 1958 года Грином овладела мысль написать роман о человеке «со стороны», прибывающем в управляемый католическими священниками-миссионерами колониальный лепрозорий. Обратившись за помощью к своей бельгийской приятельнице, баронессе Ламберт, писатель получил возможность провести несколько недель в самом сердце экваториальной Африки. Поездка, по впечатлениям от которой и был написан роман «Ценой потери» (1960), прошла в феврале – марте 1959 года.

Главный герой романа, всемирно известный зодчий, специализирующийся на церковной архитектуре, в канун собственного шестидесятилетия (будучи ровесником самого Грина!) уходит от мира – только не в монастырь, а в затерянный в черной Африке лепрозорий. Куэрри и сам чувствует себя в некотором роде прокаженным, рассматривая свою ситуацию как burnt-out case («безнадежный случай» – таково и заглавие романа, условно переведенное на русский как «Ценой потери»). Так называется последняя (но не смертельная) стадия проказы, на которой у больного отмирают определенные части тела (и части частей), но зато он перестает испытывать физические муки. Ценой потери пальцев рук и ног, носа и ушей каждый burnt-out case избавляется от невыносимых болей. В случае с архитектором Куэрри речь идет, разумеется, о страданиях душевных. Тем не менее он чувствует себя точно таким же калекой, как здешние прокаженные.

«Отмерли» у Куэрри два чувства: физическое влечение к женщинам и тяга к творчеству. Вернее, он пришел к окончательному (вроде бы) выводу о том, что творчество бессмысленно, тогда как любовь и все с нею связанное представляет собой силу, исключительно деструктивную. По сути дела, он, неверующий, приносит нечто вроде монашеского обета. И не чурается, проходя «послушание», самой грязной и связанной с возможностью заразиться работы: отечественная поговорка «Нищему пожар не страшен» как окказиональный синоним евангельского: «Блаженны нищие духом».

Строго говоря, роман посвящен теме страдания – как вынужденного (так страждут здешние прокаженные), так и добровольного: знаменитому архитектору «хочется» пострадать. В его бегстве от цивилизации, да и в поведении в стенах самого лепрозория (строго говоря, никаких стен здесь нет; больницу еще предстоит построить, причем сделать это доведется самому Куэрри), несомненно, куда больше мазохизма, чем искреннего раскаяния (или стремления к таковому). Прибыв в лепрозорий инкогнито, Куэрри поначалу подпадает под подозрение: не лепрофил ли он, не журналист ли и, самое страшное, не писатель ли? Последнее подозрение, разумеется, – ироническая подсказка читателю.