О западной литературе

«Человеческий фактор» (1978) написан по личным впечатлениям Грина от службы в британской разведке в годы Второй мировой и от многочисленных поездок в колониальную Африку в 1940-1950-х. В авторском предисловии к книге писатель выражает надежду на то, что ему удалось воссоздать мир шпионажа реалистически – без стрельбы, погонь, соблазнений и прочей атрибутики, характерной для набравшей полную силу литературной и кинобондианы. Вместе с тем в романе делается особый упор на лицемерие и двойные стандарты английской международной политики, официально отвергающей апартеид, однако не пренебрегающей фактическим сотрудничеством с расистским режимом тогдашней ЮАР в совместной борьбе против «черного национализма», подпитываемого из СССР (а также из Китая и с Кубы, что, правда, остается за рамками повествования), – и это дало многим повод в очередной раз обвинить писателя в симпатии к мировому коммунизму. В какой-то момент агенту МИ-6 Кэслу приходится по заданию начальства не только сотрудничать с палачом из БОСС, когда-то едва не схватившим Сару, но и принимать его у себя дома, что, конечно же, помогает ему сделать окончательный выбор в пользу Советов. Особенно когда – как опять-таки у Солженицына – речь заходит об атомной бомбе…

Роман вышел через десять с лишним лет после завершения работы над ним. Грин сам отложил публикацию из-за нежелания выглядеть автором очередного «романа с ключом»: ведь в 1963 году перебежал в СССР знаменитый двойной агент Ким Филби – бывший куратор и личный друг писателя (о бегстве Филби, впрочем, стало известно далеко не сразу). И, хотя Кэсл списан явно не со знаменитого перебежчика, читателю было бы трудно удержаться от прямых сопоставлений, читая, например, такой пассаж из напечатанной как в СССР, так и в Англии книги Филби «Моя тайная война»:

«Допрос потряс меня, однако мелькнул и луч надежды. Стало ясно, что, хотя на бумаге дело против меня выглядит очень серьезно, тем не менее доказательств у них нет. Я был достаточно опытным в подобных делах и знал, что за отсутствием доказательств они могут вести дело против меня только в том случае, если я сам во всем признаюсь. Поэтому все, что я должен был сделать, это твердо стоять на позиции непризнания, а также не допускать противоречивых показаний».

Судьба Филби не оставила равнодушной и «короля шпионского детектива» (и тоже в прошлом разведчика) Джона Ле Kappe. «Засветился» Филби, спасая от ареста других членов Кембриджской пятерки, – именно этот эпизод положен в основу романа Ле Kappe «Шпион, выйди вон!» (Thinker, Tailor, Soldier, Spy). Формально полемизируя и конкурируя своим романом «Человеческий фактор» с Яном Флемингом, Грин фактически вступил в спор с куда более популярным среди продвинутых читателей и куда более талантливым Джоном Ле Kappe и со сквозным персонажем его прозы – «шпионом со слезой» Джорджем Смайли. И Грин, и Ле Kappe относились к двойным стандартам международной политики (и тройным, а то и четверным стандартам, принятым в «шпионских играх») одинаково критически – однако Ле Kappe, в отличие от Грина, никогда и никому не прощал предательства, даже если порой находил мотивы измены достаточно вескими и описывал очередного «крота» (и его неизбежную гибель) не без сочувствия. Запоздалая публикация «Человеческого фактора» сослужила роману еще одну дурную службу: ироническая пуанта, перечеркивающая малейшее практическое значение «кротовьей» деятельности Кэсла, к этому времени была уже многажды обыграна в творчестве Ле Kappe (начиная с прославленного романа «Шпион, пришедший с холода», в котором советские, а вернее, восточногерманские спецслужбы сознательно позволяют британским разоблачить «не того человека», но и англичане платят им той же монетой).

«Роман с ключом» или «без ключа», однако Грин не преминул передать «Человеческий фактор» с дарственной надписью Киму Филби в Москву (куда в конце концов попадает и Кэсл). Роман не слишком понравился предполагаемому прототипу и бывшему наставнику Грина по военной британской разведке СИС. Особенно разочаровали знаменитого перебежчика московские страницы романа. Это все неправда, пояснил Филби, обо мне тут замечательно позаботились: квартира, дача, одежда, обувь и даже рожок для обуви! Жаль, что писатель не додумался до этого – окончательно сразившего Филби – рожка: в прозе Грина такая деталь выглядела бы чрезвычайно органично.

Итак, в настоящем томе перед нами откровенно исповедальный (пусть и преображенно исповедальный) роман о писателе, опосредованно исповедальный роман о писателе, прикидывающемся архитектором, и объективно отстраненный роман бывшего разведчика о разведчике действующем. Под давлением обстоятельств – во всем диапазоне от Второй мировой и пришедшей ей на смену «холодной войны» до утраты веры и кризиса «второго среднего возраста» – разведчик становится перебежчиком, архитектор – беглецом, а писатель, стиснув зубы и заткнув рукой кровоточащую рану в боку (по слову австрийского писателя Хаймито фон Додерера), остается писателем.

Остается писателем, прожившим жизнь поэта.