О западной литературе

Наконец, определенное размывание границ между детективом и серьезной литературой, происходящее в наши дни, – процесс двусторонний, включающий в себя и повышение литературного уровня детектива, о чем здесь уже упоминалось, и все более частое обращение к детективной или полудетективной форме при создании философских социальных или психологических произведений самого высокого уровня. В этом, конечно, сказывается стремление «трудночитаемых» писателей оставаться (или становиться) писателями все же читаемыми и широко читаемыми, но тенденция сама по себе совершенно очевидна и подобными не вполне литературными соображениями не исчерпывается. Один из наиболее известных американских романов второй половины века – «Американская мечта» Нормана Мейлера, – затрагивающий глубочайшие философские и общественно-политические проблемы, написан, строго говоря, в детективной форме: герой-рассказчик убивает свою жену, выдает ее смерть за самоубийство и на протяжении всего действия, в ряде острейших психологических поединков, оборачивающихся все новыми разоблачениями, пытается уйти и от уголовной, и от моральной ответственности за содеянное, совершая одновременно экзистенциальное восхождение от существования к сущности в духе известной формулы Сартра.

Сравним «Американскую мечту» с «Американской трагедией» Драйзера, на которую она, несомненно, хотя и полемически, ориентирована, и убедимся в том, насколько органична стала детективная форма для современного западного романа. И контрпример – романы широкоизвестной «детективщицы» Патриции Хайсмит, в центре которых неизменно находится фигура преступника, в последний момент уходящего от, казалось бы, неминуемой расплаты. П. Хайсмит щекочет читателю нервы, щекочет изрядно, но не более того.

Детективный элемент в значительной мере присущ и творчеству таких «хороших и разных» писателей, как Хулио Кортасар и Генрих Белль, не говоря уж о Грэме Грине. Широко известны детективы (или антидетективы?) Фридриха Дюрренматта, последний из которых – роман «Правосудие» – в гротескном ключе трактует модную проблему ответственности жертвы преступления за его совершение. Относительно свежий – и очень нашумевший – образец философского романа «в детективной упаковке» принадлежит перу одного из ведущих деятелей современной итальянской культуры Умберто Эко. «Имя розы» по внешней событийной канве более всего напоминает «Десять негритят» Агаты Кристи (если отвлечься от того, что действие происходит в 1327 году, а знаменитое «закрытое пространство» детектива представляет собой средневековый монастырь и – уже – его лабиринтообразно устроенную и заставляющую вспомнить о борхесовской библиотеку). Серия загадочных убийств при самых зловещих обстоятельствах (да еще, как и у А. Кристи, согласно заранее «обнародованному» символическому сценарию) побуждает даже не совсем искушенного читателя с неослабным вниманием следить за перипетиями богословского спора между потенциальными палачами и жертвами, ибо в этих спорах – ключ к тайне происходящего (впрочем, не поддающейся однозначной интерпретации). При всем том роман весьма труден в чтении и представляет собой «настоящий шедевр», по авторитетной оценке Ц. Кин. (По ее же свидетельству, он выйдет, возможно, относительно скоро и в русском переводе.)

Мы упомянули о переводе на русский – и сразу же из области проблем чисто теоретических перенеслись в край вопросов, встающих перед практиками – издателями, критиками, переводчиками и не в последнюю очередь «толкачами» современного зарубежного детектива, то есть перед людьми, непосредственно ответственными за знакомство советского читателя с зарубежным детективом, за характер этого знакомства, за его интенсивность и качество. И эти вопросы куда актуальнее.

Что такое вообще детектив зарубежный – уточним, западный? Нужен ли он советскому читателю? Если да, то в каких количествах? Как объяснить публикацию в нашей периодике, а то и в книжных изданиях, довольно большого числа скандально плохих (или скандально плохо переведенных) детективов; как объяснить непубликацию – или запоздание с публикацией порой на полвека – признанной классики жанра? Как объяснить издательское невнимание к лучшим детективам последних лет и десятилетий? Уместны ли в данном случае реклама, запрет или же рекомендации типа «можно, но в меру», как еще недавно именовался прейскурант крепких напитков в меню многих ресторанов?

Есть ли во всем этом какая бы то ни было литературная политика, пусть подчас и близорукая, или же дело пущено на самотек, подчинено специфическим интересам порой не чересчур разборчивых людей, поставляющих публике предметы литературного дефицита с иностранными наклейками?