О западной литературе

А вот вам «вопрос на засыпку»: на кого, собственно говоря, ориентируются московские кинопрокатчики? На тех, кто боготворит Феллини, или на тех, что из Череповца? А ведь рублем, трешкой, а то и пятеркой голосует все же Череповец. Или, скажем, Великий Череповец.

Чуть больше трешки стоят два номера «Иностранной литературы», в которых опубликован роман Генри Миллера «Тропик Рака». Чуть больше пятерки – три номера, в которых напечатан роман Дэвида Герберта Лоуренса «Любовник леди Чаттерли». Номера эти идут подряд, с седьмого по одиннадцатый, причем именно в таком порядке: сперва Миллер, потом Лоуренс. Что, кстати, равнозначно тому, как если бы Рыбакова у нас напечатали после Солженицына, Шатрова после Авторханова, а Кушнера после Бродского: оно и можно, только непонятно зачем. Да ведь и в эротическом кинематографе банальное совокупление служит, как правило, всего лишь фоном, на котором пробегают начальные титры, а дальше идет – и непременно по нарастающей – уже черт-те что.

Но дело не в том, что сдвоенный урок сексуального ликбеза преподан советской публике в обратном порядке. Само по себе столь тесное соседство двух прославленных – и пропущенных у нас – произведений зарубежной литературы (даже если оно, допускаю, объясняется какими-то редакционными накладками) прямо-таки вопиет: торопись изведать вкус запретного плода! А также: бери, пока дают! И, может быть, даже: куй железо, пока Горбачев, – хотя сам президент уже успел высказаться по обозначенной здесь проблеме весьма недвусмысленно… А в результате оба романа, один из которых замечателен, а другой как минимум примечателен, оказались волей-неволей вписаны в ту ситуацию, в которой под видом борьбы со СПИДом тиражируют откровенную – и провоцирующую – порнографию, а за просмотр у прилавка (!) советского эротического журнала «Андрей» лихачи-кооператоры берут с жаждущих и страждущих все по тому же рублю. То есть коммерциализация оборачивается прямой профанацией – и запрещенные в свое время на Западе из-за откровенности, с которой в них трактуется тема физической любви, романы публикуются ныне, чтобы потешить читателя этой самой откровенностью. Сюжет, прямо скажем, пикантный.

В новейшей отечественной прозе, в женском ее «подразделе», в, так сказать, «женсовете» (это имя носит одна из самых непристойных музыкальных групп), сформировалось целое направление, занимающееся по преимуществу, если не единственно, разгадкой природы и поэтизированным описанием механизма женского организма. Лидер данного направления, талантливейшая Валерия Нарбикова, с целомудренным недоумением сообщает корреспонденту радио «Свобода» о том, что сборничек ее прозы у тех же кооператоров стоит почему-то бешеные деньги. Да потому и стоит! Поскольку сочинения Нарбиковой и ее последовательниц (чему она научила женщин, перефразируя Ахматову, я только намекну) воспринимаются не как изысканная и милая дамская проза, каковою они являются, и даже не как стеб, потому что ни за милую дамскую прозу, ни за стеб больших денег не платят, а как все та же клубничка.

Несколько лет назад, еще, если не ошибаюсь, при Черненко, критик Сергей Чупринин выступил с резкой статьей против, как он это определил, «оживляжа» в нашей литературе. Причем раздражение вызвала у критика не откровенность тогдашних постельных сцен (да и то сказать: какая уж там откровенность), а их банальность. Как будто, застегнув ширинку или оправив юбку, те же самые авторы творчески преображались и писали на производственные темы с гоголевской красочностью, толстовской глубиной и платоновской неповторимостью.

По-моему, еще не предпринята попытка описать советский «социально-психологический» роман брежневских лет как единый, по внутренней своей сути, порнографический текст, в котором общественные, производственные и бытовые коллизии играют роль более или менее замаскированных связок между постельными и околопостельными сценами. Во всяком случае, все эти «упругие и высокие груди», «длинные (или, в эстетском варианте, „долгие“) ноги», «внезапно обмякшие тела» и «мгновения сладостной дрожи» играли в тогдашней прозе ничуть не меньшую (то есть главенствующую) роль, чем матерные или индивидуально-шутливые обозначения половых органов и сексуальных актов в прозе сегодняшней. Так что Дэвида Герберта Лоуренса стоило напечатать именно в те годы. И чтобы Игорь Семенович Кон в очередной раз объяснил нам в послесловии или прямо в предисловии, что постельные предрассудки столь же предосудительны, как предрассудки национальные.