О завтрашнем дне не беспокойтесь

Дальше оставаться на виду у противника на простреливаемом стрелами пространстве было небезопасно. Это понимала и Сансара, торопя своих подчиненных с выбором будущих невольников. Полагая, что смотрины слишком затянулись, она, разозлившись, отдала свои подчиненным приказ собрать трофейное холодное оружие и немедленно отправляться на «Эсмеральду». Вскоре с ближнего берега прибыли дозорные и сообщили о быстром приближении с западной стороны речного ущелья большого количества солдат в зеленых комбинезонах, вооруженных луками, пращами и арбалетами. В сложившейся ситуации надо было срочно драпать, оставив пленных на волю Госпожи судьбы. Но прежде чем покинуть «Ласточку», я приказал устроить на ней пожар. Когда запахло дымом, пленные завопили, полагая, что их собираются сжечь живьем. В панике они стали выбрасывались за борт, а так как большинство были связаны попарно, спиной к спине, то, упав в воду, они тонули, или калечились. Тогда воительницы, проникнувшись чувством жалости и сострадания, стали резать пленным веревки, содействуя их побегу и освобождению. Я и Сансара покидали «Ласточку» последними, когда на верхней палубе уже не осталось ни одного пленного. Мы разлили на нижней палубе корабля ореховое масло из большой дубовой бочки, подожгли, и, осыпая друг друга руганью и упреками, спустились по веревочной лестнице в шлюпку, где нас с нетерпением поджидала Урсула. Ругались же мы, конечно, из-за пленных, которых не сумели ни вывести из строя, ни обратить в рабство. Впрочем, очутившись на «Эсмеральде», мы скоро помирились, убедившись в том, что «Ласточка» разгорелась очень хорошо. Отходя от горящей «Ласточки», мы видели, как бывшие члены ее экипажа пытались загасить огонь, как на помощь к ним по мелководью подошли люди в камуфляжной форме, в которых я опознал армейский спецназ. Я сам три года тому назад создал это подразделение и разработал для него специальный устав, определяющий принципы комплектования, обучения и боевого применения. После того, как на «Ласточке» взорвался пороховой погреб, люди Астрахана от нее поспешно отошли и стали сооружать плоты. Не теряя времени даром, я с помощью своих ребят, знающих плотницкое мастерство, соорудил на баке «Эсмеральды» из подручных материалов вращающийся станок для установки на нем трофейного орудия типа «единорог». Три матроса из бывшего экипажа «Клементины», вспомнив, чему я их учил, заступили к исполнению обязанностей артиллерийской прислуги. Едва мои люди закончили работу по установке корабельного орудия, как я услышал со стороны западного берега жалобно-протяжный сигнал медного горна, означающий: «Внимание! К вам следуют парламентеры!».

Тогда я попросил Сансару протрубить в рог что-нибудь подобное. Она попробовала, и у нее получилось. Вскоре со стороны западного берега показалась маленькая лодка с двумя людьми. Было уже темно, и разглядеть издали, кто в ней находится, мне не удалось. Я почему-то надеялся, что к нам отправился сам Астрахан, чтобы договориться о перемирии. Когда прибывшие на лодке люди поднялись по сброшенной им веревочной лестнице на галеру, воительницы встретили их возгласами удивления. Это были их соплеменники — братья Касьян и Трофим из рода Куницы, которые сражались в составе отряда Гонория на западной стене Красивого каньона. Размазывая по щекам слезы, братья рассказали о том, как тяжелораненый Гонорий, отступая от наседавших на него солдат джурджени, бросился с Зыбучей горы в ущелье, и, очевидно, погиб. О судьбе других товарищей Касьян и Трофим ничего определенного сказать не могли, так как, по их словам, попали в плен в начале сражения. Их отпустили на свободу только потому, что сам «наместник повелителя джурджени» велел им передать для господина Тезей-хана «кусок кожи с письменами». Развернув свиток пергамента, я узнал знакомый почерк бывшего боевого соратника. Астрахан писал, что он меня очень уважает, но, как боевой офицер, не может нарушить присягу, и потому будет до последнего вздоха исполнять приказ, отданный императором. Письмо явно было ни о чем, и, даже не дочитав его до конца, я приказал капитану Тарасу сниматься с якоря, поднимать гребцов и идти по реке вверх. Я догадался, что Астрахан пытается отвлечь наше внимание от начавшейся под покровом ночи переправы на восточный берег. Для ускорения хода галеры на бизань-мачте был поднят косой парус, но помешать переправе мы не смогли. Почти наугад я произвел два выстрела картечью по черным силуэтам людей, плывущих на плотах.