О жандармах, императорах и изобразительном искусстве. Архивные заметки

До конца 1846 года у Липранди не было ни одной лошади, исключая извощичьей кареты, на которую отпускалось по 90 рублей серебром в месяц (он платил 80). В это время, старый его сослуживец генерал-лейтенант Иловайский[1931], с которым он был и есть в самых дружеских отношениях, отъезжая на время в Варшаву, оставил ему семь лошадей и из Варшавы на корм, два раза высылал деньги; наконец, решившись из Варшавы ехать прямо домой, на Дон, оставив, в дар, всех лошадей у Липранди и сверх того прислал оттуда, в подарок жене Липранди четверку серых лошадей и верховую, сыну их также верховую. Липранди продал несколько из них в 1849 г., потом, пред отъездом в Карлсбад, в 1851, еще несколько, а, по возвращении в 1852 г. – последнюю четверку. Вот история лошадей, она свидетельствуется многими письмами и лицами, общими знакомыми обоим. Липранди, во всё время, купил только две лошади по предложению генерал-лейтенанта Кокошкина, когда сей отправлялся на генерал губернаторство, за 450 рублей серебром и чрез несколько месяцев продал их за 850 р. Шереметеву на завод. В 1854 году, когда Липранди уже не служил, Иловайский, узнав, что двое из его сыновей вступили в военную службу, прислал им с Дону 5 верховых, лошадей, столько же назначил и для Липранди, но находящихся в княжествах или в Крыму, где все думали, что он там неотменно будет употреблен. Присланные пять лошадей сыновьям, были тотчас проданы, а о других не было и речи, потому что Липранди из Петербурга не выезжал, и теперь, находясь в Москве, – опять предлагает прислать лошадей. Весь прочий говор столь же неоснователен, и остается безнаказанным.

Относительно дачи, купленной в 1851 году, на Выборгской стороне на имя жены Липранди, то это произошло следующим образом; получив 5тысяч рублей серебром за поверку полицейских сумм, Липранди купил на эти деньги в 1848 году в Финляндии мызу. Года через два потом, старшая сестра жены его, бездетная вдова, Джиана, достаточная в Малой Валахии помещица, изъявила желание уделить часть своего состояния в пользу сестры своей, жены Липранди, с тем, чтобы она купила на свое имя недвижимость; для обеспечения, на всякий случай, оседлостию, как ее сестру, жену Липранди так и трех сыновей их, и дала им в дар на это 7200 голландских червонцев по акту, совершенному в 1851 году в венских присутственных местах и засвидетельствованному в нашем в Вене посольстве. Акт этот налицо. Но как сих денег около 22 тысяч рублей серебром не доставало на приисканную дачу, то Липранди, при покупке заложил оную и сверх того продал и мызу в Финляндии – чтобы устроить приобретаемую. Итак, вот полная история этого приобретения, в чем не трудно убедиться из самых фактов.

Нет никакого сомнения, что Липранди, в кругу своей деятельности, во время службы при Графе Перовском, возлагавшем на него многочисленные и высшей важности поручения, мог бы последовать примеру многих и воспользоваться окружавшими его обстоятельствами, и тогда: в настоящее время остался бы спокойным; не искал бы ничего; пользовался бы уважением потому, что имел бы состояние, и не был бы в необходимости претерпевать во всех отношениях то, что он претерпевает с семейством своим. Но он не сделал этого и не обеспечил себя, а потому он сам и виноват – так говорят многие бюрократы. Липранди уважал лично своего начальника, ценил высоко его доверенность, за которую он, по характеру своему, не мог не быть глубоко признательным. Не говоря о множестве путей, которые открывались Липранди к обеспеченно себя при малейшем ослаблении энергии, с которою он действовал во всех случаях по внушению своего прямого начальника, но отвергал всякое приглашение вступить в различные акционерные и промышленные общества, так обеспечившие многих часто без всяких с их стороны пожертвований, кроме влияния своего имени. Но мог ли Липранди делать это, когда прямой начальник его был врагом всех подобных участий в компаниях доколе находятся на службе? Липранди сумел бы не хуже других сим воспользоваться, но для этого он должен бы был потерять в глазах Графа Перовского ту внимательность, которой лишиться, Липранди, по своему характеру, ставил выше всего. Материально это не послужило ни к чему; – молва, что он пользовался своим положением, прокричала, а в настоящем духе времени такая молва укореняется более, чем против тех, которые были бы достойны оной, или, по крайней мере, они смеются над нею и уважаемы» потому, что они – не нуждаются в способе существования. Липранди искал у всех справедливости, гласного расследования, указания какого-либо случая, могущего хотя бы набросить только тень истины (тогда, как не многие захотели бы подвергнуться сему)[1932]; но все были глухи; его казнили закулисно, ибо не имели другого способа. Каждый, лишенный прав состояния, каторжник – имеет путь предъявлять свои вопли и закон ему внемлет; но его, Липранди, никто не хотел и слушать.