О жандармах, императорах и изобразительном искусстве. Архивные заметки

Впрочем, воспользовался ли он своим служебным положением или нет, лучше всего может засвидетельствовать управа Благочиния. С лишением Липранди жалованья и с отчислением от министерства внутренних дел он потерял в общественном мнении то, что этим самопроизвольным действием генерал-лейтенанта Бибикова как-бы подтверждалась уже официальным образом распущенная о нем молва, и, по естественному порядку, он лишился чрез то кредита, потом утратил всё, что было привезено им в 1840 году и наконец, вошел в долги, для покрытия которых решился продать свою библиотеку, менее как за полцены ее стоимости[1933], для уплаты в приближающиеся сроки (не подвергаясь неустойки) как процентов по закладной дачи жены его, так и выкупа некоторых из драгоценных вещей. Но и здесь Липранди встретил неожиданные им препоны, о которых умалчивается потому, что они находятся на рассмотрении в Правительствующем Сенате по жалобе его Липранди[1934], а между тем и он и семейство его разорено окончательно, ибо пропуском сроков, имение жены его описано для публичной продажи. Старший сын его, по окончании гимназического курса, слушал уже лекции в университете, и ныне, по неимению средств, должен был оставить военную службу. Второй, еще покуда служит, но и это только по милости одного благодетельного сановника, знающего всё, на Липранди обрушившееся и нашедшего возможность перевести второго сына в свое ведомство здесь в Петербурге. Младший, записанный в то же время в военно-учебные заведения, лишен ныне всякой возможности продолжать даже приготовительный курс, куда бы то ни было. Во всем сказанном, нетрудно убедиться.

Во втором случае, что он будто бы смотрит на всё с черной точки и усиливает изображение предметов, поручаемых его исследованию. Молва эта пущена была после обнаружения дела Петрашевского и бессознательно укоренилась у всех не знающих оного[1935], хотя одна только обнародованная сентенция экстраординарного суда, с прописанием проступка каждого из главных 20-ти лиц, приговоренных к расстрелянию, и которым после того что были привязаны к столбам, объявлена Высочайшая пощада, взамен смертной казни, на более или менее продолжительную каторжную работу, должно бы, кажется вразумить тех, которые приписывают Липранди усиление преступления. Это мнение даже бессмысленно, ибо Липранди был только наблюдателем; следовательно, он сообщал только результат получаемых им сведений о лицах, которых он кроме одного за две недели до арестования даже не видал. После сего назначена была следственная комиссия из значительных сановников, а Липранди не участвовал в ней; а потому» если наблюдения его были не основательны, то комиссия могла все прояснить и освободить подвергшихся следствию; но она сделала противное, ибо нашла в бумагах арестованных несравненно более того, что было доставлено по наблюдениям от Липранди. Экстраординарный суд не опроверг изысканий следственной комиссии, а произнес приговор, который утвержден был Государем. Не должно забывать еще и то, что все это происходило в 1849 году, когда Россия пошла укрощать гидру мятежа в Европе. Где же тут логика, чтобы приписывать Липранди усиление взгляда на это дело, чего он, как наблюдатель, и не был вправе делать? Напротив, когда следственная комиссия спросила его мнение, тогда (17 августа 1849 г.) он выразил это[1936], между прочем, следующим; «Ныне корень зла состоит в идеях, и я полагаю, что с идеями должно бороться не иначе, как также идеями, противопоставляя мечтам истинные и здравые о вещах понятия, изгоняя ложное просвещение – просвещением настоящим, преобращая училищное преподавание и самую литературу в орудие, разбивающее и уничтожающее в прах гибельные мечты нынешнего вольномыслия, или, лучше сказать, сумасбродства (писано в 1849). Для этой борьбы, которую я считал и считаю единственным спасительным средством» и т. д. После всего этого спрашивается: справедлив ли укор, делаемый Липранди по делу Петрашевского? Неужели он заслужил бы благодарность господ, ныне его преследующих, когда бы закрыл всё то, что оказывалось по возложенному на него этому поручению, или, пожалуй, должен бы был предупредить соучастников Петрашевского, или самого его, что они под наблюдением?