Об обращении с людьми

Из наступательного класса [мужчин ] - услужливые, всегда как бы домашние творения, - не так-то безобидны, как многие женщины думают. Как только сии услуги пере­ходят за границы обыкновенной учтивости, то они стано­вятся одолжениями, и женщина, принимающая таковые услуги, обременяет себя тяжкими долгами. Сверх того, на­ступательный человек бывает или дурак, или плут, обоих надобно остерегаться. Кто поручится вам за то, что его дру­жеское обхождение не принимается в худом смысле? что ка­кой-нибудь благородный, степенный человек, в тишине готовящий вам свою руку, также тихо не удалится, опаса­ясь получить отказ. Да и не часто ли самые глупые, самые незанимательные мужчины прямо сею-то короткостью по­лучали права, на которые согласившись, женщины сами по­сле удивлялись?

Докучливую услужливость удерживайте в пределах хо­лодным, благоразумным поведением! Не принимайте ника­ких угождений, за которые нельзя тотчас воздать угождениями же! Отвергайте навязываемую вам дружбу, обращаясь тонко, даже гордо! Не говорите никогда о ваших связях, и болтуны должны будут молчать о своих.

ГЛАВА VII.

Продолжение предыдущего.

Особенного внимания достойны так называемые холо­стяки. Правда, некоторые недальновидные писатели из­рекли на них всеобщее проклятие; но, несмотря на то, многое можно сказать в похвалу, а еще более в их оправда­ние.

Как? - возразят мне; защищать распутного холостяка! Ничуть: я презираю, гнушаюсь им; я ни за что не соглашусь иметь его своим приятелем. Что помешало ему исполнить предназначение природы? Обстоятельства и здоровье, дос­таток и случай, все ему благоприятствует, но нет: вольность распутства он почитал единственною целью своей жизни и презирал обязанности законного брака.

О таком я не говорю ни слова; он ненавистен природе и в тягость обществу. Но неужели холостые мужчины, коих жизненное устройство не всегда соответствует их возмож­ностям, а сердце не в ладах с рассудком; которые искусст­венным сплетением связей принуждены были отказаться от связей естественных; неужели мужчины, чувствующие свое несчастье, будучи однако же не в состоянии переменить оное, не заслуживают никакого снисхождения? "Я с неизъ­яснимым трудом преодолел препятствия бедности, неболь­шое местечко достаточно меня прокормит; сердце мое отверсто для всех наслаждений семейной жизни; я бы охот­но женился".

"Искать ли богатую жену? - она с насмешкою мне отка­жет. Избрать ли мне бедную? - я сам едва достаю хлеб для себя. Нет, лучше нищенствовать одному. Видеть дражай­шую сердцу своему особу в нужде для меня было бы слиш­ком больно. Я не хочу поработить ее жестокой моей судьбине; ее слезы, стенания, плач голодных моих малюток да не терзают меня отчаянием”.

"Нет! я лучше останусь холостым; кончина будет снос­нее. Я не оставлю безутешной вдовы, незрелых сирот; при смерти не будет раздирать моего сердца ужасная мысль, что сии любезные творения преданы всем поруганиям нищеты, всем ужасам бедствия".

"Я родился от хилых родителей; семя болезни таится в моей утробе; я - жалкое, природою обиженное творение. Неужели я должен сделать несчастною добрую девицу? Не­ужели ли я должен жалкую сию жизнь передать моим де­тям? Нет! я отказываюсь от связи, которой бы нанес только бесчестье. Природа требует существ совершенных; она сама исключает меня из сего круга. Я хочу удел свой сносить терпеливо, пока разрешит меня от него смерть".

"Я испорчен воспитанием или несчастными случаями. Мой суровый, угрюмый нрав не ладит ни с кем, кроме меня. Общество для меня ненавистно; мне довольно одного меня. Я сущий нелюдим. Я знаю себя; для меня нет уже никакого счастья. Мой брак был бы злодеянием; горе женщине, кото­рая бы стала жить со мною; я хочу, я должен остаться холо­стым".

"Я художник или ученый; мои занятия служат мне един­ственным наслаждением; моя к тому привязанность состав­ляет единственную страсть мою. Я не сотворен для супружества; мое богатое воображение, моя исполинская деятельность не могут ограничиваться тесным семейным кругом. Я на все смотрю в увеличительном виде; дух мой не терпит никакой зависимости; я не хочу и не могу женить­ся".

"Я имел любезную; она составляла надежду моей жизни; ее добродетели для меня незабвенны. Она была моя невеста и некогда долженствовала быть во всем отрадою. Судьба ме­ня ее лишила. Дражайшая, любезнейшая тень! ты видела мои слезы, ты слышала мои клятвы; я вечно твой! Сердце, тебя обожающее, тобою только могло быть удовлетворено”.