Об обращении с людьми

И в нравственном отношении могут быть распутники, которым, однако, не наслаждение, а нужна любовь. Их су­етное, эгоистичное сердце совсем лишено тех чувств, кото­рые внушить стараются; они забавляются нарушением спокойствия женщин и своих клятв; равнодушно взирают они на горе обманутых ими жертв, а о павших не проронят ни одной слезинки. Гнусные, льстивые злодеи!

Что касается до притворных распутников, то они стара­ются только внешне выглядеть таковыми. Они хотят счи­таться или счастливыми Алкивиадами, всем наслаждающимися, или чувствительными любовниками, везде побеждающими. Их разговоры преисполнены намеков и двусмысленностей: они не называют по имени, но описы­вают так, что легко угадать. Их глаза, их губы в беспре­станном движении; они улыбаются и кашляют, делают знаки и говорят тайно; ищут тысячи предлогов позволить себе некоторые вольности и самым малозначительным по­ступкам умеют придать вид умысла. И самый сомневаю­щийся поверил бы им, между тем как все сие есть обман.

Если же им хочется быть только сентиментальными и прослыть всеобщими покорителями сердец, непревзойден­ными Нарциссами, то все женщины должны в них до безу­мия влюбиться. Юлия имеет вид меланхолический - она, верно, умирает по нашему Адонису; Софья сидит в задум­чивости - конечно же, ее занимают мысли о нашем Апполо- не; Эмилия вслух вздохнула - что же другое это значит, как не страстный вздох? Шарлотта спросила об нем, потому что она желала бы удалить его за тысячу верст от себя - яс­ное дело: он сделался ей необходимым. Аделаида нечаянно дотронулась до его пальца, чего еще более? - она обнаружи­лась. Одним словом, женщины дерутся за него, ни день ни ночь не дают ему покоя, и при всем том он может только од­ну осчастливить.

Но оставим этих наглых и обратимся к чувствительным, изнывающим пастушкам, которые говорят только слезами да вздохами или стонут подобно супругу Филомелы и пада­ют пред женщинами в пыль и прах.

Бедные, робкие ягненочки! от вас нельзя много и ожи­дать. Ваше нежное сердце составляет источник величайше­го вашего мучения. Вы едва дерзаете взглянуть на своих ангелов.

У вас все нежно, мягко и как бы тает: походка, одежды, приемы, язык - все кажется сладко, как мед. Они так задум­чивы, так несчастны! Их любезные хотят устроить все по- своему, но не как они. Это ужасно! Глупые плаксуны, не принадлежащие ни к одному полу и обоими презираемые.

Совсем другой род составляют глупые смельчаки, кото­рые в первую четверть часа расскажут вам историю своей жизни, а во вторую откроются в любви. С сих пор они почи­тают себя вашими старыми знакомцами, во все вмешивают­ся, делают распоряжения, повелевают, суетятся, хотят все сделать наперед, все угадать с одного лишь взгляда и все де­лают наизворот. Они ко всему готовы; вы можете употре­бить их в добро или во зло; они все с охотою переносят и никогда не утомляются. Но берегитесь! Их услужливость лишает вас свободы.

Тщетно вы хотите от них отделаться. Они каждую мину­ту вас вновь обязывают. У них все рассчитано. Они все по­мнят, и рано или поздно вы должны будете за все заплатить.

ГЛАВА VI.

Продолжение прежнего.

С каждым из начертанных характеров надобно посту­пать особенным образом.

Нахал бывает или действительный, или хочет токмо ка­заться таковым. В обоих случаях он тиран общества. Желая удалить его от себя, надобно стараться вести себя твердо и благородно; отвечать с холодною и умеренною учтивостью и. по-видимому, прощать по мелочам. Не должно горячить­ся, если он далеко заходит; но объясниться твердо и сухо. Так как нахалы в обращении с женщинами большей частью бывают великие трусы, то погрозить им каким-либо при­ятелем из мужчин; часто сие всего вернее помогает.

Действительный распутник, стремящийся единственно к наслаждению, весьма опасный человек. Ему стоит только преодолеть законы приличия (conventions), против которых восстает сама природа. Он нападает на чувственность, кото­рая сама ему предается; и сия добровольная ее сдача состав­ляет всю его победу. О, как тяжко защищаться против такого неприятеля! Кто может противостоять там, где вме­сте на нас устремляются природа и искусство, потребность и случай! Кто сможет тут устоять!

Правда, законы природы и приличия часто противоречат друг другу. Но для вольности диких народов надлежало бы нам отказаться от выгод общества. Пусть те следуют внуше­нию своей чувственной склонности; мы принуждены ее ог­раничивать. Выгода целого подвергла удовлетворение сему естественному побуждению известным законам; честь, сча­стье незамужних женщин сопряжено с оными пожертвова­ниями. И потому те законы должны быть священны.